С проворством оборачиваясь к нему и взглядывая на Грекова, полковник захохотал:
– Слыхал? Дед у него был казак, отец – сын казачий, а сам он теперь стопроцентный…
Но в третий раз седовласая жена полковника совсем властно одернула его:
– Никифор!
– Ладно, Клава, – буркнул он, круто отворачиваясь и направляясь к своей запыленной «эмке». – Видно, совсем стал стареть, если уже с такими телятами бодаюсь. Видишь, какие на Дону храбрые остались казаки. Скоро их тут вместе с их песнями затопят. Едем, нам еще до вечера надо к Луговому на хутор успеть.
Но, здесь его, уже поднявшего ногу на подножку «эмки», догнали слова Грекова:
– Простите, товарищ полковник, вы сказали: к Луговому?
Полковник, не оборачиваясь, злобно бросил через плечо:
– А вам какое дело?
Но здесь на помощь Грекову неожиданно пришла жена полковника. Уже от самой «эмки» она быстро вернулась к Грекову и вдруг спросила:
– Так вы товарищ Греков, да? – В ответ на его кивок она обрадованно засмеялась: – А я все это время никак не могла вспомнить, где могла видеть ваше лицо. Теперь вспомнила.
– Клава! – приоткрывая дверцу «эмки», позвал ее полковник.
Она коротко оглянулась.
– Еще только минуту. Вы в Пятом кавкорпусе в полку Лугового?
Греков покачал головой.
– Можно сказать, и не служил. Меня только назначили к нему замполитом и сразу же под Белой Глиной…
– Да, дальше я уже все знаю не хуже вас. Боже мой, в каком виде вас привезли в корпусной госпиталь. Буквально по кускам пришлось собирать. А теперь вы молодцом. Это только наш хирург Агибало-ва могла сотворить с вами такое чудо.
– Клава! – еще более сердито крикнул из «эмки» полковник.
– Уже иду. Я ей тогда ассистировала. Но лицо у вас тогда оказалось нетронуто. А теперь она жена Лугового. – Она заглянула в глаза Грекова: – Вы на Никифора Ивановича, пожалуйста, не обижайтесь, его нужно знать.
– Я его видел в политотделе корпуса всего один раз.
– А Луговые, оба, работают теперь в совхозе – как раз по пути в Ростов.
– В каком? – спросил Греков.
– Кажется… – Она наморщила по-девически чистый лоб под белыми до синевы волосами.
Но в этот момент сирена «эмки» заиграла у нее за спиной с такой силой, что она тут же и побежала к ней, лишь успев на прощание прокричать: – Я ему передам от вас привет, а он уже сам…
Дальше Греков так и не смог понять. Если сам напишет, то куда же Луговой ему сможет написать, если она и сама не знает? Но все-таки это еще полбеды. Не так уже много совхозов нанизано на нитку дороги вдоль Дона по пути со стройки в Ростов, и, перебирая их один по одному, можно будет узнать, в каком из них теперь работает Луговой.
– Ну и полковник, – включая газ и выруливая вездеход с обочины на дорогу, покачал головой водитель Грекова. – За такие речи в наше время…
– Все равно с земли не сгонят, дальше фронта не сошлют, – процитировал где-то прочитанные строчки Греков.
И водитель, искоса взглядывая на него, мгновенно перестроился:
– Вообще-то насчет рыбы он стопроцентную правду сказал. Я когда к своему деду заезжаю на хутор Вербный, он тоже чуть не плачет. Если, говорит, и Дону теперь будут выдавать воду по карточкам, значит, нам стерляди, сазана и рыбца больше не видать.
29
Когда перед домом Клепиковых остановился бульдозер в сопровождении двух грузовых автомашин, Лилия Андреевна стояла посредине комнаты перед портнихой в сиреневых рейтузах и в сметанном на живую нитку лифе нового платья того самого фасона, который еще только начинал входить в моду в Москве и стал известным ей лишь благодаря ее столичным связям. Она предвкушала, каким сюрпризом будет ее платье для местных дам, потому что ни одной из них не могло и присниться, что в столице уже опять переходят на узкие юбки. Впрочем, она и раньше не одобряла тех рискованных юбок, не прикрывающих колен, и если вынуждена была их носить, то лишь потому, что не хотела выглядеть белой вороной.
– Вам платье с длинной юбкой будет особенно идти, – говорила выписанная ею из Ростова портниха, немолодая женщина с морщинистым лицом, становясь перед Лилией Андреевной на одно колено и закалывая внизу лифа булавками басочку.
– Не хотите ли вы сказать, что мне следует скрывать свои ноги? – спросила Лилия Андреевна, глядя на себя в зеркало шифоньера.
Портниха, кроткая женщина, замахала руками:
– Ой, что вы!
– Только не мне стыдиться своих ног, – заключила Лилия Андреевна.
Никакая сила в мире не должна была теперь помешать ее священнодействию с портнихой. Но и не
