Товарищи

Ты их от праха наслоений
Своей небесною слепой.
И кто-то, может быть, в ненастье
Внезапных ввергнутый страстей
Свое сумеет вырвать счастье
Из им же сотканных сетей.

* * *

Не говори, не говори,
Я замолчать тебя заставлю,
Тебе все те же двадцать три,
И я ни часа не прибавлю.
И ты все та же, как тогда,
И я все так же из Ельшанки[23]
К тебе стремлюсь, моя звезда
В шинели серой и в ушанке.
А если, все ж не веря мне,
Ты на себя сама клевещешь,
Взгляни, не тот ли вновь трепещет
Над нами призрак в вышине?
Но, как и прежде, мы теперь
Над ним с тобою посмеемся
И вновь над бездною сольемся,
И вновь от нас отступит смерть.

* * *

Когда над спящим и непрочным
Над миром, выстрадавшим мир,
Все тот же ворон полуночный
Опять вторгается в эфир,
Когда он, вкрадчиво-зловещий,
У самой бездны на краю
Со старой злобою клевещет
Опять на Родину мою,
Над материнскою любовью,
Слезой омытою, парит,
На черных крыльях к изголовью
Дитя невинного летит,
Наперерез ему из тверди,
Живым и юным наперед,
Однажды павший, из бессмертия
Солдат бестрепетно встает.
До гроба верный ей при жизни,
До жгучей капли из свинца,
Он и за гробом ей, Отчизне,
Остался верен до конца.

* * *

О, я за вороном слежу,
Я безответным не останусь,
Своим стволом его достану
И в грозный миг не пощажу
Нащупав злобное вранье,
Не подведет рука казачья,
И не по мне тогда заплачет
Над Диким полем воронье.

* * *

Ни от могилы затравевшей,
Ни от солдатки постаревшей,
Ни от сиротского крыльца
Не отворачивай лица;

От свадьбы, похорон и драки,
От перееханной собаки
И от голодного птенца
Не отворачивай лица;

От капли, брызнувшей из тучки,
От синих глаз невинной внучки
И от угрозы наглеца
Не отворачивай лица;

Ни от улитки первородной,
Ни от ракеты водородной,
Ни от огня, ни от свинца
Не отворачивай лица.

Живи по совести и чести.
Служи без подлости и лести
И от Отчизны до конца
Не отворачивай лица.