— Я и сама не боюсь. — И как всегда, спрыгнув с подножки, тут же бежала наискось через улицу к своему пятиэтажному дому. Только после того, как она уже скрывалась в своем подъезде, он трогал с места троллейбус.
Но, поскольку от украденного кем-то вагона зависела, по словам Насти, защита ее диплома, Михаил вернулся к этой теме на следующий день:
— Ну, а если они отцепили его от состава, то, значит, он где-то здесь близко должен быть.
У Насти заблестели глаза.
— Почему близко?
— Потому что вагон не иголка. Перецепить его к какому-нибудь другому составу тоже непросто. Нет, его надо где-то здесь искать, — с уверенностью заявил Михаил.
— Где? — настойчиво спросила Настя.
— Например, в каком-нибудь тупике.
— Я, Миша, за это время уже обыскала в Ростове все тупики. Ты думал, я просто капризничала, когда отказывалась по воскресеньям с тобой в кино ходить?
Опять что-то похожее на радость испытал он, услышав эти слова.
— Надо еще вокруг Ростова поискать. Там много заброшенных тупиков, я не раз своими глазами видел. Например, в Хотунке или в Кизитеринке. Хочешь, я помогу тебе? Мне все равно по выходным нечего делать. Вдвоем скорее найдем.
— Спасибо, Миша, но какой же я потом буду следователь, если не сумею найти сама. Мне перед собой будет стыдно за чужой спиной диплом защищать.
— За чужой?
— Не обижайся, Михай, ты же знаешь, что я со своим характером сама ничего не могу сделать. — Сузив глаза, Настя упорно старалась что-то рассмотреть в ущелье безлюдной ночной улицы и неожиданно спросила: — А как ты думаешь, кто и зачем хотел у Будулая память отбить?
Все больше становилось темных промежутков между гаснущими фонарями, и все реже лезвия встречных фар скрещивались с фарами их троллейбуса. Слегка осевшим голосом Михаил ответил:
— Может быть, он помешал кому-нибудь.
— А кому же, по-твоему, он мог помешать?
— Это тебе лучше знать. Может, кому-нибудь из своих же цыган.
Настя решительно возразила:
— На нашем конезаводе его все уважали.
— Но иногда называли и чересчур идейным цыганом.
Она еще больше сузила глаза, всматриваясь в пустынную даль ночной улицы.
— Хорошо, что ты мне об этом напомнил. — И вдруг коротко поцеловала его в щеку. Но тут же опять разочаровала его: — Не обращай внимания. Это за то, что ты, кажется, все-таки поможешь мне защитить диплом.
Впервые за все время со дня их знакомства и совместной жизни Михаил выругался при ней:
— Чтоб он сгорел! Скоро он из тебя всю кровь выцедит.
Настя согласилась:
— Но до этого мне еще надо будет съездить на конезавод.
Шелоро глазам своим не поверила, увидев на пороге своего дома Настю.
— Господи, а я еще удивилась, кто это на калитке мог обручем звякнуть. Мелюзге моей еще рано из школы приходить. А это, оказывается, ты передо мной.
— Как лист перед травой, — подхватила Настя.
— Тогда скорей раздевайся, снимай кофту. Как ты в ней по такой жаре не сопрела. На попутной добралась?
С гордостью Настя подчеркнула:
— Нет, я не в каком-нибудь замызганном кузове болталась, а в персональной «Волге» от самого Ростова ехала. На всякий случай в Ростове в конеуправление пришла, а там как раз генерал Стрепетов водителя за инспектором КРУ прислал.
— Ну да, ну да, — тут же расшифровала Шелоро. — Как только в области в какой-нибудь управе все запасы баранины на шашлыки подходят к концу, так они и вспоминают, что пора уже на местах ревизию наводить. На обратном пути «Волга» генерала Стрепетова будет брюхом землю цеплять. Туфли можешь не снимать, мне на вечер все равно полы мыть. Чтобы не забыть, я тебе сейчас же и долг верну.
Настя вспыхнула.
— Я не за этим приехала, Шелоро.
Доставая с полочки в шкафу конверт с деньгами, Шелоро пояснила:
— Они у меня уже давно отложенные лежат. И зачем же тогда тебе было забиваться сюда?
— У Макарьевны кое-какие мои вещички еще остались. И вообще, могу я по ком-нибудь соскучиться? Например, по тебе?
— За это спасибо. Но дружба дружбой, а долги надо отдавать. — И, засунув Насте в карман кофты конверт с деньгами, Шелоро всплеснула руками, отступая от нее: — С ярмарки ты еще тощей стала. Уже мослы торчат. Мой бы Егор с такой женой и спать не лег.
— В городах, Шелоро, мужчины больше худых любят.
— И твой Михаил уже успел в эту веру перейти?
— Не знаю. Бабушка Изабелла семейных на квартиру не берет. Она наказала привет тебе передать.
Шелоро усмехнулась.
— Не все то лучше, что лучше… Все равно Михаил обязан в городе за тобой, как за своей законной женой, смотреть, чтобы ты там от скуки совсем не извелась.
— Мне, Шелоро, некогда скучать. Утром, как ты знаешь, в детсадик, а оттуда — на занятия.
— Все-таки на прокурора выучиться хочешь?
— Может, и на него.
— И долго тебе еще осталось?
— Теперь уже скоро.
— Неужто своих же цыган станешь судить?
— Среди цыган, Шелоро, и свои и чужие есть.
— Если с утра до ночи только работать да учиться, то можно и туда, — Шелоро посверлила пальцем висок, — попасть. Здесь ты и то каждый вечер в кино или на танцы ходила. Даже я один раз нагляделась на тебя и дома перед Егором тоже давай буги-вуги вертеть. — Шелоро хотела было продемонстрировать, как это у нее происходило, но тут же дотронулась ладонью ниже спины. — Он сперва смеялся, а потом кнутом меня так шмыганул, что я и дорогу забыла в клуб.
— Иногда, Шелоро, я и в городе танцую. Но только когда к Изабелле ее племянница приходит.
У Шелоро испуганно вырвалось:
— Со своими полюбовниками? — Она замахала обеими руками. — Я, Настя, тебе уже кричала из машины, чтобы ты остерегалась их. Темные это люди.
— Откуда ты, Шелоро, можешь знать?
— А кто же, по-твоему, мог Будулаю память отбить? — И тут же Шелоро двумя выставленными перед собой ладонями, как двумя щитками, заслонилась от Насти. — Я ничего тебе не говорила, ты ничего не слышала от меня.
На этот раз Настя твердо возразила ей:
— Нет, я не глухая. Ты только что сказала, что и у Будулая…
— …Такие, как они, могли память отбить. Но я же не сказала, что это были они. И ты ко мне больше с этим не приставай. В гости, пожалуйста, приезжай, я тебе всегда рада, но не ввязывай меня в свои личные дела. Хватит и того, что твой Михаил чуток меня своим самосвалом не раздавил. Я, говорит, сейчас тебя, сучку, вместе со всем твоим выводком прямо в коттедже раздавлю. Не спрашивай, Настя, больше у меня про них. Я своей хочу смертью умереть. А до этого мне еще надо свою сопливую дивизию на ноги поднять, — решительно закончила Шелоро.
