– Не знаю. Но это точно не дядя моего Никиты. У того фамилия была Кривко!
– Ну, хоть что-то мы теперь знаем точно. Убитый не был родным дядей Никиты. Это какой-то аферист, назвавшийся им!
– Хорош аферист! Каждый месяц выплачивал Никитке огромные суммы! За что?
– Да, странно. Но возможно, он надеялся со временем получить с Никиты нечто гораздо большее.
– Как же! С Никитки фиг что получишь. Уж это-то я тебе официально заявляю, как его законная жена, много лет промучившаяся с ним бок о бок!
И, заметив, что Мариша снова куда-то собирается, Рита спросила:
– А ты куда это собралась?
– Как это куда? Нужно навестить этого Кривко.
– В Пушкин поедем?
– Да.
– Прямо сейчас?
– А что тебя не устраивает?
– Посмотри за окно. Там уже темным-темно. Вечер.
– Не преувеличивай. Всего лишь четыре часа дня. Мы еще вполне успеем навестить вашего дядю.
– Когда доедем, уже стемнеет.
– Слушай, ты так упираешься, что у меня начинают зарождаться нехорошие подозрения. Ты знала лично этого Кривко из Пушкина?
– Нет. Откуда?
– Тогда почему ты так не хочешь к нему ехать?
– Просто не вижу причины, зачем нам это делать.
– Ну ты даешь! Мы должны поехать хотя бы для того, чтобы убедиться, что такой человек вообще существует. В этом деле и без того слишком много неясностей, чтобы мы оставили еще и такое огромное белое пятно.
Рита поворчала, но в конце концов согласилась с доводами подруги.
– Только сначала перекусим, – сказала она. – А то у меня уже в животе бурлит. Эта жирная Офелия ничего нам не предложила. Показала фотку своего старого любовника, и нет чтобы к ней еще и чаю с пирожными сообразить.
– Перекусить – это было бы неплохо. Только это уже придется сделать по дороге. Потому что у меня, если честно, в холодильнике мышь повесилась. Брать там решительно нечего.
Так как Мариша очень торопилась, то поели подруги прямо на ходу. Купили в ларечке теплые, завернутые в красивые красные бумажки блинчики с ветчиной и с сыром, а потом, в душе тоскуя по сытной, горячей и такой экзотичной шаурме, съели безвкусный кусок теста.
И кто сказал, что русский человек должен питаться исключительно блинами, а шаурмой – нет? Чем лепешка с мелко порубленной начинкой хуже?
Тем не менее блинчики несколько поумерили чувство голода. А клюквенный морс, который продавался в комплекте с блинчиками, был хотя и кислым и противно пах чем угодно, но только не натуральной клюквой, наверное, был не вредней колы. И все равно подруги чувствовали себя обманутыми. Чувство сытости не могло само по себе заменить чувство удовлетворения от вкусной еды.
– Как резину какую-то жую, – тоскливо произнесла Ритка, разглядывая бесцветный кусок теста. – Снаружи пресно, внутри какая-то тянучка. И это еще мы едим с пылу с жару. А представь себе, что с этим блином станет, когда он остынет.
– Ты хотела есть? Вот и ешь. Или если хочешь, то там же, но в соседнем ларьке, еще есть пирожки с кашей.
– С кашей? Нет уж, спасибо! Каши мне точно не хочется. Я уже вышла из ясельного возраста.
– Тогда с кислой капустой.
– От нее в животе бурлит.
– С мясом.
– Оно у них сухое и с жилками. И тесто тоже сухое. Почему они не жарят пирожки, как раньше? Зачем они их запекают до каменной корки. Я такие не люблю!
– Ну, на тебя не угодишь!
– Почему? Я человек простой, и еда мне нравится тоже простая. Трескала себе шаурму, когда ее продавали на всех углах, и превосходно себя чувствовала. И еще кока-колой запивала, и тоже все было прекрасно. Все вокруг говорили, что это яд и есть это нельзя. А я ела! Ела и отлично себя чувствовала! А теперь вот не ем, и знаешь, здоровье мое сильно с тех пор ухудшилось.
С этими словами Рита безжалостно скомкала обертку от блинчика и решительно выбросила ее в урну. Туда же последовала и бутылка с остатками клюквенного морса.
– Гадость!
В Пушкин подруги приехали, как предсказывала Рита, уже под вечер. Но дом Кривко нашли быстро. Это был не очень большой, но красивый и ухоженный дом. И стоял он в окружении старых лип.
– Красивое место.
– Красивое-то красивое, но как нам попасть внутрь?
На звонки в ворота никто не реагировал. Хотя люди в доме были. Об этом говорили освещенные окна на первом и втором этажах.
– Жаль, что в адресной базе данных не было телефона этого Кривко. Позвонили бы ему, он бы и вышел.
– Если на звонки в дверь не выходит, почему ты думаешь, что он захочет разговаривать с нами по телефону?
Но Ритка вместо ответа закричала во весь голос:
– Эй, вы, там! Господин Кривко! Как вас там? Выгляните на минуточку! Речь пойдет о вашем родном и единственном племяннике Никите! Его обвиняют в вашем убийстве! Покажитесь, коли вы живы!
– Ну ты даешь! – ахнула пораженная Мариша. – Разве так можно?
– А чего стесняться? И потом… Я правду говорю.
Некоторое время ничего не происходило. А потом свет в одном из окон первого этажа мигнул. Видимо, кто-то в доме отдернул занавеску. И подруги услышали голос мужчины.
– Кто вы такие?
– Мы хотим поговорить с вами про вашего племянника Никиту!
– Не видел его много лет. И знать не знаю, что с ним!
– Но его обвиняют в убийстве человека, который назвался вашим именем!
– Мне все равно! Отстаньте!
– Но разве вам не интересно, кем был этот человек?
– Уходите!
– Мы не уйдем!
– Тогда я вызову милицию!
– Очень хорошо. Уверены, у милиции найдется к вам несколько вопросов относительно того, почему ваш племянник общался с человеком, который назывался вашим именем, а потом убил его!
Некоторое время было тихо. Видимо, Кривко размышлял, что менее опасно для него – позвать в дом каких-то подозрительных проходимок или позволить ментам наводнить свой дом. Последнее все же пересилило. И он крикнул:
– Входите.
– А ворота?
– Сейчас открою.
Вскоре к воротам подошел высокий мужчина, в котором подруги сразу же узнали мужчину с фотографии, хранящейся у Марии Филимоновны в томике «Войны и мира». Да, он постарел, подурнел, но по-прежнему выглядел этаким гоголем.
– Это все-таки вы! – удовлетворенно выдохнула Рита. – Значит, Никитка в самом деле убил самозванца!
– Не совсем понимаю, о чем речь?
