– Мы сами их повесим. Ты только скажи: где они?
– Этого я сделать не могу… Она расплакалась на моей груди.
Мы проговорили до рассвета, обсуждая всевозможные варианты ее спасения. Ни один из них не годился. Наконец я сказал:
– Останешься у меня. Запру тебя в спальне. Я всегда ее запираю: там у меня сейф.
И не стал слушать ее возражений.
В тот день город бомбила русская авиация. Мы сидели в подвале штаба, переоборудованном под бомбоубежище. Я беспокоился за Лорхен.
Когда я вернулся домой, она спала, свернувшись калачиком под одеялом. Светлые локоны разметались по подушке.
Мы пили в постели белое вино из того же подвала, доставшегося нам в наследство от чудака-русского – я принес его в двухлитровой банке. Вино оказалось очень крепким, и мы быстро захмелели. Лорхен беззаботно смеялась. От ее улыбки я сходил с ума.
– Знаешь, с чего началась моя любовь к тебе? Ты напомнил мне одного русского киноактера.
– Не хочу быть ничьим отражением.
– Не обижайся. – Она взяла мою руку, поднесла к губам и поцеловала. Потом еще и еще. – Пусть ты немец, враг, а я все равно люблю тебя. – Она помолчала. – Как ты думаешь, теперь русские всегда будут ненавидеть немцев?
– Может, и не всегда, но очень долго, – ответил я. – Мне очень жаль…
Я не закончил фразы. Я еще не знал, чего конкретно мне жаль, – просто вдруг нахлынуло сожаление о том, что тот небольшой отрезок жизни, который я прожил, я прожил не так, как надо.
– Мне тоже, – эхом откликнулась Лорхен. И добавила: – Ведь у меня будет… – Она моментально поправилась: – Я беременна…
Я медленно поднес ее руку к губам. Я видел эту картину со стороны. Я поставил бы под ней подпись: «Без надежды»…
Мы выпили все вино. За окном повалил крупный снег. Мне это напомнило детство, рождественские праздники. Я сказал:
– Ты – моя жена. Другой у меня не будет никогда. На следующий день меня встретил у порога встревоженный Бах.
– Герр Хоффман, к вам в спальню кто-то влез, – сказал он шепотом. – Я видел следы в палисаднике. Я хотел взломать дверь, но не осмелился. Я доложил обо всем герру Шубарту. Он ждет нас в столовой.
Я кинулся туда.
Эрих Шубарт, мой заместитель, толстый флегматичный австриец с лицом вечно чем-то недовольного ребенка, пил чай.
– В чем дело?! – от волнения я сорвался на визг.
– Мы обследовали палисадник. Следы ведут в переулок, где уже протоптали тропинку. Собаки…
– Черт побери, вы были в моей спальне?!
– Герр Хоффман, позвольте закончить. Собаки взяли след…
Оттолкнув денщика, я направился в спальню. Казалось, минула целая вечность, прежде чем мне удалось вставить ключ в замок. В спальне было холодно, я обратил внимание, что окно приоткрыто.
– Лорхен, – тихо окликнул я. Мне никто не ответил.
Я схватил с тумбочки фонарь. Постель была скомкана, словно на ней боролись. На тумбочке стояла нетронутся еда – завтрак и обед Лорхен, лежала плитка шоколада. Я услышал шаги. Бах нес керосиновую лампу, за ним шел Шубарт. Последнее время в городе почти всегда не было света.
– Сейф цел, – констатировал он, довольно потирая руки. – Я так и знал. А вообще, в дальнейшем советую вам держать все бумаги…
– Катись к черту со своими советами! – рявкнул я и заглянул под кровать. Я плохо понимал, что делаю: ведь если бы Лорхен оказалась там…
– Собаки взяли след, – невозмутимо продолжал Шубарт. – Он привел к дому номер пять по улице… – Он справился в своем блокноте. – По улице Базарной. Дом был пуст, дверь не заперта. В чулане мы обнаружили труп молодой женщины. Она висела с кляпом во рту. К груди прикреплена картонка с надписью, как это обычно делают партизаны.
Я сел на кровать, обхватив голову руками. Шубарт продолжал свой бесстрастный рассказ. Я слышал, как Бах закрыл окно и запер рамы.
– …Они наверняка где-то в городе, – бубнил над моим ухом Шубарт. – Я отдал приказ оцепить Базарную и прилегающие к ней улицы. Жители соседних домов клянутся, что ничего не видели и не слышали. Они, разумеется, врут, и с ними уже работает герр…
– Довольно, Шубарт, – тихо сказал я.
– Труп опознали почти мгновенно, – продолжал толстяк, не обращая внимания на мои слова. – Эта женщина жила в том доме…
– Довольно! – рявкнул я. – У меня был тяжелый день.
– Как угодно. – Шубарт захлопнул блокнот. – Она была одной из них. Странно, что они ее повесили. Впрочем…