Леся очнулась в ужасно темном и жутко сыром месте. Видно вокруг ничего не было. Ну то есть совершенно ничегошеньки! Но пахло вокруг почему-то сырой землей. Девушка попыталась пошевелить руками и ногами. И с удивлением поняла, что они ее не слушаются. Все тело занемело. А спине и попе к тому же было отвратительно мокро. Вся одежда промокла, хотя плеска воды слышно поблизости не было.
Говорить Леся тоже не могла. В рот была запихнута вонючая тряпка. И Леся изрядно промучилась, прежде чем ей удалось вытолкнуть разбухший кляп изо рта.
— Где я? — произнесла она.
В ответ неподалеку раздалось радостное мычание.
— Кира?
Мычание стало громче. И в нем вроде бы появились утвердительные нотки.
— А Оля тоже тут?
Мычание наполнилось откровенным возмущением. Кажется, подруга что-то хотела ей сказать, но слов не находила или очень уж сильно мешала затычка во рту.
Изогнувшись, Леся с трудом перевернулась на живот. При этом она пребольно ударилась головой о твердый каменный выступ. Перед глазами тут же заплясали желтые мушки, а дыхание перехватило. Но через несколько минут все прошло.
Вот только руки и ноги отказывались повиноваться. Они, оказалось, не только затекли, но еще и были то ли связаны, то ли скованы. Поэтому единственным доступным способом передвижения было двигаться ползком. И Леся, извиваясь, как гигантская гусеница, поползла вперед. Туда, где слышалось страстное мычание Киры.
— Где ты тут? — пыхтела Леся.
Наконец ее голова уткнулась во что-то мягкое, оказавшееся бедром подруги. Сделав необходимые вычисления, Леся переместилась еще немного и уткнулась носом в связанные руки подруги. Какое счастье! Они оказались именно связанными, а не скованными наручниками, как втихомолку опасалась Леся. Вот с металлом она бы точно не справилась. А веревки что! На свои зубки, спасибо маме, папе и кальцинированному творожку, которым ее пичкали в детстве, Леся пожаловаться не могла.
И теперь она с энтузиазмом взялась за вонючую и изрядно задубелую от грязи веревку. Песок и земля скрипели у Леси на зубах. Но она только морщилась и, пуская слюну, азартно продолжала свою работу. Наконец ей показалось, что один из узлов, столь щедро навязанных на руках Киры, стал поддаваться.
— Да! — обрадовалась Леся, дергая зубами противную веревку. — Да! Да! Кира, кажется, получается!
Кира отозвалась своим обычным мычанием, только теперь в нем отчетливо слышалось ликование. Когда процедура развязывания Киры была закончена, та сбросила с рук и тела мотки веревки, вытащила изо рта кляп и прошамкала:
— А-ая е-ва!
— Что? — не поняла Леся.
— Я говорю — какая стерва!
— Кто?
— Да Ольга!
— Так это она нас сюда упекла?
— А кто еще? Ты что, ничего не помнишь?
— Нет, — призналась Леся. — Мне брызнули в лицо какой-то вонючей дрянью, и я сразу же отрубилась.
— Так тебе повезло! — хмыкнула Кира. — А я на нее вылетела как раз в тот момент, когда она тебя, спеленутую словно куколку, запихивала в этот склеп.
— Так мы в склепе? — ужаснулась Леся.
— А то ты сама не чувствуешь!
Кира села и принялась распутывать свои ноги.
— Чувствую, — произнесла Леся, которая теперь и в самом деле чувствовала, и даже слишком много. — Слушай, может быть, ты и меня развяжешь? А то у меня все тело затекло. И кожа горит. Я к тебе через весь склеп ползла, а пол тут какой-то неухоженный.
— Ой, извини! — сконфузилась Кира, бросаясь к подруге и на ощупь находя узлы на веревках. — Слушай, а как же ты, связанная, умудрилась меня развязать?
— Зубками.
И тут Лесе в голову пришла новая мысль.
— Слушай, — дрогнувшим голосом произнесла она. — А откуда у Ольги эти веревки взялись, которые я грызла? Вроде бы, когда из машины выходили, при ней ничего не было.
— Не было. Она их тут нашла. Могильщики когда покойников в землю опускают, им же веревки нужны? Ну, вот и…
Она не договорила и осеклась. Но Леся и так уже услышала достаточно. Теперь ей смертельно хотелось выпить коньяка. Много. Целое ведро, чтобы, во-первых, продезинфицировать рот, а во-вторых, смыть мерзкий привкус. За неимением коньяка могла подойти и цистерна одеколона.
Кожа на губах у девушки вспухла и горела огнем. По рукам и ногам, к которым возвращался нормальный кровоток, бегали острые противные мурашки. Но все это было сущим пустяком по сравнению с тем жутким чувством, которое охватило Лесю, когда она узнала, какие веревки она так сладострастно грызла.
— Мамочка, — прошептала Леся. — Мне кажется, я умираю.
— Подходящее местечко, — одобрила ее решение Кира, к которой по мере восстановления ее двигательных функций возвращалось и природное ехидство. — Далеко нести не придется.
— Кира, давай отсюда выбираться! И как можно скорей! Мы же тут погибнем!
Подруги поднялись на ноги и, кряхтя, принялись обследовать склеп, в который их затащила Ольга.
— Ничего не понимаю. Тут что, нет дверей?
Пространство и в самом деле не имело ничего похожего на дверь. Трещин и щелей было множество. Склепу явно минул не один десяток лет.
— Она нас замуровала! Господи, а я-то еще все голову ломала, почему она нас в живых оставила! А вот оно что! Замуровала! Живьем! Изверг! Найдут потомки лет через двести наши косточки, никто толком и не поймет, за что нас тут!
— Леся! — взвыла Кира. — Не мели ерунды! Где бы она взяла кирпич и цемент? Это же не стройка! Мы были на кладбище, да еще поздно вечером!
— Веревки же нашла! И мы не знаем, сколько мы тут провалялись в отключке. Может быть, уже сутки.
— Тогда бы нас искали!
— Я тебя умоляю! Кто?
Кира замолчала. На этот вопрос ответа у нее не было. В самом деле, кто может знать, где нужно их искать? И кто вообще станет их искать? Была единственная родная душа — бродяга Фантик, так и тот сгинул. Девушка опустилась на холодный пол рядом с подругой и затихла. Ближайшее будущее представлялось Кире довольно мрачной штукой. Искать их не будут, значит, они так тут и умрут. От голода и жажды. Хотя почему так говорят? Ведь ясно же, что человек может умереть либо от одного, либо от другого. Но внезапно Кира подпрыгнула.
— Что?
— Пол!
— Что — пол?
— Чувствуешь? Он земляной!
— Ну и что?
— А то, что мы можем прокопать себе лаз на свободу!
Леся молчала.
— Или на худой конец колодец, — сказала Кира.
