Запереть меня она, однако, не забыла. Напротив, ключ в замке проскрежетал как-то по-особенному громко, будто с вызовом. Я обреченно вздохнула и вернулась к столу с едой. Аппетита не было, но нужно было чем- то занять себя. Иначе сойду с ума. И я немного поела, а закончив, поддалась охватившей меня панике. Я не хочу в Колумбию! Не хочу!!!
Я мерила шагами маленькое пространство гостевой комнаты, превратившейся в тюремную камеру. У меня даже был свой персональный надсмотрщик – Роза, которая, я слышала по шагам, не один раз за последний час наведывалась к моей двери. Сторожила, как верный пес. Верный пес Антонио. Я ходила, намеренно громко топая, чтобы эта латиноамериканка, совсем потерявшая надежду когда-нибудь хоть ненадолго поселиться в сердце моего мужа и за это ненавидящая меня, знала, что я тут и никуда не собираюсь деваться. Мне уже было стыдно за свое унижение, когда я просила ее о помощи. Не поможет она мне, на что я рассчитывала?
На что я рассчитывала, когда, бросив мерить шагами изученную досконально комнату, попыталась открыть крепко, не по моим силам, запертое окно? Даже если я его открою, прыгать все равно высоко. Не сбегу, только переломаю ноги. А, впрочем, даже если и так – если я что-нибудь сломаю себе при прыжке, Антонио вряд ли повезет меня, покалеченную, в Колумбию! Это отчаянное решение придало энергии, и я, ломая ногти, изо всех сил рванула вверх неподдающуюся ручку рамы. И она поддалась. Окно с трудом, но открылось, порыв свежего воздуха ворвался в непроветренное помещение и лишь подзадорил разогретую адреналином кровь. Я перевесилась через подоконник, примериваясь, куда бы мне спрыгнуть, и мысленно ужаснулась высоте. Ладно, если отделаюсь переломом ноги, а если позвоночник сломаю? Что хуже – безвестно сгинуть с мужем-сумасшедшим в незнакомой мне стране или инвалидное кресло? Пожалуй, в моей ситуации перспектива с креслом – вариант с наименьшими потерями. И я, отважившись, села на подоконник и свесила на улицу ноги. Но прыгать не стала, потому что вовремя заметила каменный желоб вдоль стены, проходящий как раз под окнами. Своеобразный водосток? Неважно. Если камни не обрушатся под моей тяжестью и я не сорвусь вниз, то буду спасена. Я осторожно вступила на не внушающий доверия выступ и, крепко прижимаясь к стене, двинулась вдоль нее. Мне удалось добраться до угла, дальше желоб резко обрывался, но с другой, задней, стороны дома был полуразрушенный козырек как раз на уровне второго этажа, обнаруженный мною раньше. Я ловко спрыгнула на него, возрадовавшись тому, что он не обвалился под моей тяжестью, и, присев на корточки, сделала глубокий вдох-выдох, потому что сердце бешено колотилось после опасного путешествия по узкому желобу. И только немного успокоившись, огляделась. А теперь куда – вниз или вверх? Прыгать вниз по-прежнему было высоко, и ситуация усугублялась еще и тем, что как раз подо мной находился строительный хлам, прыгать на который было равносильно самоубийству. А вверх от козырька до самой крыши была натянута сетка, которая должна была, видимо, укреплять пока еще не отреставрированную стену. Я задрала голову, примериваясь, и заметила зияющее чернотой наполовину разбитое окно. Мои сомнения разрешил шум автомобиля, и я, испугавшись, что это приехал Антонио, торопливо начала карабкаться вверх по сетке. К счастью, она была крупная, так что добраться до разбитого окна мне не составило особого труда, а страх лишь придал ловкости и силы.
Сомнений быть не могло, я по иронии судьбы оказалась на третьем этаже, на той самой закрытой половине, которую так недавно стремилась исследовать. И вот, когда у меня пропал весь интерес к разгадыванию загадок, я попала сюда.
Дневной свет, просачивающийся сквозь узкое окно, плохо освещал узкий коридор, в котором я оказалась. И чтобы не наткнуться в полумраке на какое-нибудь препятствие, я вытянула руки и медленно пошла вперед. Было ли мне страшно? Сложно сказать… Видимо, в этот момент все мои ощущения и страхи по силе проиграли желанию избавиться от плена, любым путем выбраться из этого дома или хотя бы пересидеть в укрытии какое-то время, чтобы ночной самолет на Колумбию улетел без меня.
Коридор обрывался дверью, которая была заперта. Я догадалась, что именно эта дверь с другой стороны замаскирована старым шкафом. Ну что ж, через нее мне не выбраться, ничего не остается, как повернуть назад.
С другой стороны коридор упирался в стену, но по правую руку я обнаружила дверь и попыталась ее открыть. Она со скрипом старых несмазанных петель поддалась, и я оказалась в сильно запущенной, запыленной квадратной комнате, сохранившей какие-то предметы меблировки, оставшейся от прежних хозяев. Судя по всему, раньше здесь была спальня. Широкая кровать с голой металлической сеткой, местами проржавевшей до того, что, казалось, сядь на нее, и она обрушится под тяжестью. Возле стены – туалетный столик с таким пыльным зеркалом, что, когда я подошла к нему, не увидела в нем своего отражения. Выдвинув ящичек столика, я с удивлением обнаружила пару баночек с застарелой косметикой. Но главный сюрприз заключался в том, что на одной из них было по-русски написано «Крем „Женьшеневый“.» Помнится, похожим кремом когда-то давно-давно, когда я была еще девочкой, пользовалась моя мама. Почему мне запомнился так этот «Женьшеневый»? Потому что мне нравился его запах, и когда мама не видела, я отворачивала пластмассовую крышечку и нюхала его. Как затесалась сюда эта баночка? Чудно. Я поставила ее на столик и в некотором недоумении огляделась. Эта часть этажа хоть и была запущенной, но совсем уж разрушенной назвать ее было сложно. Я так и подозревала, что слова о плачевном состоянии этого этажа были лишь отговоркой Антонио. Но все же странно, почему он так ревностно старается оберегать это помещение от посторонних глаз? Казалось, здесь не было ничего такого, что стоило бы прятать. Из этой комнаты-спальни вели еще две двери. Я приоткрыла первую, и маленькая комнатушка за ней оказалась банальной гардеробной. О бог мой! Сколько тут было старомодного тряпья! Вот откуда Антонио таскал мне тряпки! А врал, будто купил в магазине старой одежды. Не в этой ли гардеробной и таился секрет? Я перебрала вешалки с ужасными, на мой взгляд, платьями, от которых пахло пылью и плесенью, и содрогнулась при мысли о том, что если бы не моя выходка с покупкой наряда «а-ля мое тинейджерство», Антонио еще долго заставлял бы рядиться меня в это тряпье, неизвестно кому принадлежавшее раньше. Хотя, если честно, было бы интересно знать о бывшей хозяйке этой комнаты, пользовавшейся чуть ли не элитным в советские времена кремом «Женьшеневый» и по какой-то причине оставившей после себя целую гардеробную одежды. Но не успела я развить эту мысль, как услышала шаги. Кто-то торопливо шел по коридору в направлении комнаты. Выскочив в панике из гардеробной, я заметалась: спрятаться было особо и негде. И, открыв вторую дверь, забежала в другую комнату, оказавшуюся ванной. И вовремя. Потому что в этот момент в спальню вошел муж.
Замерев от страха, стараясь дышать ровнее и тише, чтобы успокоить сердце, ухающее так громко, что, казалось, Антонио может его услышать, я напряженно следила за ним в щель приоткрытой двери, моля бога о том, чтобы он не решил заглянуть сюда. Но нет, Антонио, не задержавшись в спальне, уверенно двинулся в гардеробную, пробыл там с минуту и вышел уже с каким-то ящиком в руках. Присев на край кровати, натужно заскрипевшей под его весом проржавевшими пружинами, он некоторое время смотрел на ящик, словно раздумывая, открывать его или нет. И, решившись, наклонился к нему. Я привстала на цыпочки, стараясь разглядеть содержимое, но Антонио загораживал мне обозрение. Я только услышала какое-то металлическое бряцанье. Исследовав содержимое, Антонио встал и вновь направился в гардеробную. И в этот момент я решилась. Если не воспользоваться этой возможностью, никогда отсюда не выберусь. Я выскочила из своего укрытия и бросилась к выходу из комнаты. Но по дороге неудачно налетела на кровать, и та, сдавая меня с потрохами, громко загудела.
– Даш-ша? – раздался изумленный и одновременно резкий оклик мне в спину, остановивший меня, словно выстрел. Я обреченно обернулась и наткнулась на удивленный, испуганный взгляд Антонио.
– Ты что тут делаешь? – в его голосе растерянность сменилась стальной бреющей резкостью. Он быстро пришел в себя, гораздо быстрей меня – оцепеневшей от вида пистолета в его руках.
– Даш-ша? – Муж сделал шаг навстречу мне, и я, опомнившись, бросилась из комнаты по коридору, уже на бегу осознавая, что, если дверь, через которую Антонио вошел сюда, заперта, я окажусь в ловушке. И тогда ничто меня не спасет. Разгневанный и неадекватный муж, пистолет в его руках… Мне – конец, однозначно.
Я с разбега ударилась в дверь в конце коридора, и – о чудо! – она открылась.
– Даш-ша! – Антонио бежал за мной следом, и я внутренне сжалась, ожидая выстрела в спину.
– Даша, стой! Стой!
Черта с два! Я пересекла пустую часть этажа и вылетела на лестницу.
– Даш-ша, – голос Антонио раздался почти над моим ухом. Он быстро бегал, гораздо быстрей меня, пара секунд – и он меня догонит. Прыгая через ступеньки, я помчалась по лестнице вниз.
