эта комната понадобилась? Тоже по голове, как Сима, получить хотите? Нехорошая женщина эта Парамониха! Тьфу на нее! И комната у нее поганая! Дрянь, а не комната! А Парамониха, она дома. Где же ей еще быть?
И старуха поспешно заковыляла от подруг подальше.
— Пошли, чего встали? — спросила Инна. — Адрес мы знаем. Наверняка этот Сима, который снимал комнату у Парамонихи, и есть наш Симон.
— Похоже, — кивнула Мариша. — Я так поняла, что от матери он скрывал, что стриптизером работает. Вот и снял поблизости от своей работы комнатку, чтобы вещи оставить и себя без помех в порядок привести. В баре, там только хлипкие шкафчики, а у Симона сценические костюмы всякие с блестками да разными штучками. Наверное, денег стоили. Так не будешь же их без присмотра на работе оставлять. Вот он их у Парамонихи и держал.
Подруги сначала поднялись на последний этаж двенадцатиэтажного дома к чердаку, где нашли тело Симона. Милиции там еще не было. Стражи закона что-то запаздывали. К чердачной двери от лестничной площадки последнего этажа вел еще один пролет лестницы. Возле самой двери на чердак, кстати говоря, закрытой на огромный висячий замок, был маленький закуток, который снизу был практически не виден.
— Вот тут лежало тело, — сказала Мариша. — Кровь еще не высохла.
— Ой, мне сейчас будет плохо! — простонала Юлька. — Бедный Симон! Кто же его пытался убить?
— Если бы дворничихе не приспичило обиходить свой огород, парень мог вполне благополучно пролежать тут бог знает сколько времени! — воскликнула Аня. — Его бы и нашли-то, когда он уже. — И Аня поднесла ладошку к носу.
Впечатлительная Юля побледнела. И даже Инне стало не по себе.
— Замолчи, — хором зашипели они на Аню.
— На ступенях крови нет, — бормотала тем временем Мариша, погрузившись в свои размышления и не слыша перепалки подруг. — Выходит, что Симон поднялся к чердаку сам. Интересно, зачем? Вряд ли его интересовали грядки дворничихи.
— Его кто-то сюда пригласил, — предположила Аня. — Или он сам заметил что-то неладное. Ой!
— Что? — нервно отозвалась Мариша.
— Ногу подвернула, — пожаловалась Анька. — Раскидали тут кирпичи.
И она попыталась пнуть здоровой ногой обломок кирпича, на котором оступилась.
— Стой! — остановила ее Мариша.
— Что такое? — недовольно спросила Аня, но на месте с поднятой ногой замерла.
— Кажется, на кирпиче кровь, — произнесла Мариша. Наклонившись пониже, она сказала: — Ну да, кровь. Девочки, посмотрите.
Подруги наклонились и визуально обследовали кирпич со всех четырех сторон.
— Да, кровь, — согласилась с Маришей Инна. — Наверное, этим кирпичом Симону череп и проломили. Но что же Симон все-таки тут делал? Домой шел?
— Квартира, где жил Симон, находится на пятом этаже, — не согласилась с ней Юля. — Я внизу возле лифта посмотрела. Так что Симону тут делать было решительно нечего.
— Видимо, его кто-то встретил и предложил подняться наверх и поговорить, — сказала Мариша.
— А вещи его где? — неожиданно спросила Аня.
— И в самом деле? — задумалась Мариша. — Может быть, врачи с собой забрали?
— Ничего не поделаешь, придется вступить в контакт с этой Парамонихой, — произнесла Юля.
Подруги спустились вниз и без труда нашли нужную квартиру. Дверь в нее была приоткрыта, и оттуда слышались взволнованные голоса. Если точней, то слышались они попеременно. То мужской, то женский.
— Й-й-й! — тонко выводил женский голос. — И что это на мою голову все валится! Уходи ты, Христа ради, Валерка! Заберут же тебя! Ментам, им что? Им все равно, лишь бы галочку поставить. А ты судимый. Тебя мигом заподозрят!
— Да при чем тут я? — горячо воскликнул мужчина. — Ты, дура, молчи лучше, а то прибью! Тоже начала меня хоронить раньше времени! Соображать нужно, если я сейчас смоюсь, соседушки твои любезные мигом ментам доложат, что я смылся. Нет уж! Тут сидеть буду! Никто не скажет, что я с Симой враждовал! Не было промеж нами ничего! Напротив, я его уважал. И он меня понимал. Ты что, забыла, сколько раз он мне пузырь, чтоб голову с похмелья поправить, выставлял. Что же мне его убивать?
— Не поверят тебе! — продолжала сквозь слезы твердить женщина. — И мне не поверят! Даже если я скажу, что слышала, как Сима сегодня утром с кем-то скандалил. Скажут, пьяная была. Приснилось мне. Или тебя выгораживаю!
Подруги переглянулись.
— Это уже интересно, — прошептала Мариша и решительно толкнула дверь.
Та оказалась незапертой, и подруги ввалились в квартиру как раз в тот момент, когда мужик, окончательно выведенный из себя причитаниями своей сожительницы и ее мрачными прогнозами относительно его будущего, заорал на нее во всю глотку:
— Ты что, дура, и в самом деле меня за решетку упечь хочешь?! Заткни пасть! Тебя же послушать, так мне человека погубить, как два пальца о…
Но тут мужик увидел четверку подруг и от неожиданности замолк.
— Вы кто такие? — наконец выдавил он из себя.
— Вы хозяйка этой квартиры? — спросила у женщины Мариша.
— Ну, я, — кивнула женщина. — Вы тут зачем?
Физиономия у нее была одутловатая и бледная. Волосы всклокочены и пережжены химией. Фигура у Парамонихи тоже была какая-то оплывшая и бесформенная. Ноги сорок второго размера с трудом помещались в растоптанные тряпичные серые тапки на резиновой подошве.
— А сами не догадываетесь? — строго спросила у нее Мариша. — По-вашему, нам тут у вас и делать нечего? И ничего примечательного с вашим жильцом сегодня не случилось, да?
— Ой! — спохватилась женщина. — Вы все четверо из милиции к нам из-за Симы пришли? Простите, я не поняла.
— Все четверо бабы, и все четверо менты! — заржал Валера. — Ну, дела!
— А вы помолчите, — строго обратилась к нему Мариша. — Про вас разговор отдельный будет. Вы ведь судимы в прошлом? За что? За грабеж?
— За глупость его посадили, — затараторила Парамониха. — Дурак он, когда выпьет. Шоколадку мне захотелось. А ларек закрыт был. Вот он ларек и сломал. Валера тогда на грузовике работал. Вот этим грузовиком он ларек и помял. Ну, взяли бы штраф с человека! За что биографию-то портить? Вот теперь все в нос тычут, сидел, сидел! А какой из него преступник? Вы на рожу его гляньте!
— Это потом, — остановила ее Мариша. — Сначала про вашего жильца все подробно расскажите.
— А я что? — Так я ничего не видела! Сима всегда рано так с работы возвращался. Еще и семи не было. Мы всегда с Валерой спим в это время.
— А вот врать нехорошо, — твердо сказала ей Юля.
— Да кто же врет! — вскинулась Парамониха.
— Вас видели! — заявила ей Юля.
Услышав это, Парамониха враз скисла.
— Видели, — пробормотала она. — Ишь, глазастые какие! И не спится им!
— А вам чего в такую рань не спалось? — спросила у нее Мариша. — Зачем жильца вашего подкарауливали?
— Я не подкарауливала! — принялась оправдываться Парамониха. — Не спалось мне! Это верно. А ничего дурного в мыслях не держала.
И на этом месте она зарыдала, а потом слова полились из нее рекой. Как у всех пьяниц, психика у Парамонихи была вконец расшатана. Рыдания перемежались клятвенными заверениями в любви ко всему белому свету и жалобами на свое горемычное существование. В конце концов из на редкость бессвязного рассказа Парамонихи удалось выяснить следующее. Без принятия любимого напитка в виде портвейна
