их несерьезной перепалкой. – Мы решили, что ты в особом приглашении не нуждаешься, а поедешь и так – хочешь этого или не хочешь. Брат, неужели не понятно, что я преследую корыстную цель: мне не охота тащиться на метро, а раз ты пожаловал на машине…
И, засмеявшись, ловко увернулась от мстительного щелчка Вадима по носу.
Концерт проходил в маленьком клубе, но, не смотря на то, что и клуб был не популярен, и певица – малоизвестна, публики набилось полный зал. Все столики были зарезервированы еще заранее, и тем, кому не хватило места, в ожидании концерта пришлось толпиться на площадке возле сцены.
– Может быть Лёку подбодрит то, что на ее концерт пришло столько народу, – Инга с удовлетворением окинула взглядом небольшой зал. – А то она все время очень переживает по поводу того, что ее творчество никому не нужно.
Инга заказала столик заранее, но когда объявили начало концерта, вскочила с места и потащила Вадима с Ларисой на площадку ближе к сцене.
Под впечатлением от рассказов Инги и прослушанных на диске песен у Ларисы уже сложился некий образ Лёки. Она представлялась Ларисе высоченной мускулистой девицей лет двадцати восьми с пронизывающим взглядом и жесткой линией рта. Но на сцене появилась девушка, на первый взгляд которой нельзя было дать больше двадцати лет – маленькая и хрупкая, как дюймовочка. Она скорее напоминала еще не оформившегося подростка. И ни тяжелые ботинки на рифленой подошве, ни брюки и майка в стиле «миллитари», ни коротко остриженный рыжий затылок, ни гитара в руках не смогли придать ее внешности хоть немного брутальности. Лариса удивленно наблюдала за девушкой, готовящейся к выступлению – даже в ее движениях проскальзывала подростковая угловатость. Лёка застенчиво улыбнулась и сдержанно поприветствовала публику. Но когда она коснулась гитарных струн, и из динамиков раздались первые аккорды, вся ее угловатость и неуверенность куда-то исчезли, растворились в музыке. Чуть вздернув подбородок и прикрыв глаза, девушка запела, и публика, завороженная ее сильным гибким голосом, в восхищении смолкла. Зал наполняли только аккорды музыкального сопровождения и завораживающий голос Лёки, сплетающий в неразрывное кружево музыкальные мотивы и пронизывающие до мозга костей тексты.
Откуда у этой девочки могут рождаться такие тексты, такая музыка? Наверное, не одна Лариса задавалась таким вопросом. Бросив украдкой взгляд на Вадима, она увидела на его лице тоже недоуменно- восхищенное выражение – такое же, какое было написано и на многих лицах в этой толпе.
Лёка рассказывала, пела о своей боли, и эта ее боль сладким томлением находила отклики в душах каждого присутствующего, объединяла, растапливая каждую единичную каплю из толпы в единую лаву. Теперь толпа представляла собой не общество отдельно пришедших сюда людей, а единую массу, которая жила льющейся из динамиков песней.
Аккорды первой композиции смолкли, и в зале по инерции еще несколько секунд висела звенящая тишина, пока толпа, опомнившись, не взорвала ее восхищенными аплодисментами и криками. Лёка чуть заметно улыбнулась и тут же перешла к другой песне:
…Лёка отыграла концерт и, немногословно поблагодарив публику, попрощалась и убежала со сцены. А толпа, обласканная и завороженная магией ее песен, в растерянности еще осталась стоять перед сценой, медленно приходя в себя, словно просыпаясь от глубокого гипноза, рассекающего сердца, прошедшегося по скрытым струнам душ, выворотившего с изнанкой сокровенные мысли и дробью ударившего по тайным желаниям. Словно сговорившись, люди расходились с площадки в потрясенном молчании.
– Ну как? – Инга, после того, как они вернулись за свой столик, заметно нервничая, поинтересовалась.
– Нет слов, – Лариса честно призналась, а Вадим, стараясь за нахмуренным выражением лица скрыть волнение, молча кивнул и потянулся к пачке сигарет.
– Сколько хоть этой твоей Лёке лет? – он закурил и, хмурясь то ли от сигаретного дыма, попавшего в глаза, то ли от нежелания обнажать свое потрясение, произведенное концертом, поинтересовался. – На вид не больше восемнадцати дашь и то с натяжкой, а песни такие пишет, будто за ее плечами осталась целая жизнь.
– Ей – двадцать четыре, – Инга, ухмыльнувшись, ответила. – Но главное не то, на сколько лет человек выглядит, главное – что и как он чувствует. А чувствует она многое.
И достала из кармана зазвонивший телефон.
– Да, я здесь… Очень… Я не одна, а с братом и его девушкой… Приходи. Хорошо, мы дождемся…
Сложив телефончик, она пояснила:
– Лёка скоро к нам присоединится. Тогда я вас и познакомлю.
При ближайшем рассмотрении Лёка все же выглядела постарше, чем на сцене. Толстый свитер и широкие джинсы скрывали угловатости ее фигуры, делая ее менее похожей на не оформившегося подростка. Но все же выглядеть на свой возраст девушке мешала излишняя застенчивость, так не вяжущаяся с ее песнями. Видимо, Лёка чувствовала себя уверенной лишь на сцене, когда растворялась в собственной музыке. Стараясь больше отмалчиваться, чем говорить, она вежливо улыбалась в ответ на восхищенную похвалу в свой адрес и привычным движением убирала с лица длинную асимметричную челку, заправляя ее за ухо. И нещадно краснела от смущения, так, что веснушки, до этого хорошо заметные на ее бледной, словно прозрачной коже, становились почти незаметными.
– Я рада, что вам понравилось… Если я когда-нибудь запишу студийный диск, я вам подарю.
– Запишешь! Обязательно запишешь, – И Инга, и Лариса с Вадимом хором ее заверили, отчего Лёка раскраснелась еще больше.
Посидев за столом еще с полчаса, Вадим с Ларисой решили тактично удалиться, дабы больше не смущать своими похвалами застенчивую певицу и не мешать ей и Инге отмечать наедине удачный концерт.
