страшно стало. Дурочка, лучше бы я за себя боялась. Потому что эта баба вдруг вскочила с места и вцепилась мне в волосы. И вырвала, мерзкая тварь, порядочный клок. Но это плевать, волос у меня много. А вот потом она вцепилась мне ногтями в лицо и грудь, а это уже посущественней урон. Примчался ее муж, попытался оттащить женушку, но где там. Его она, правда, не осмелилась ударить, но мне руки все-таки расцарапала. Еле от нее вырвалась и убежала. Такие вот дела, – закончила Мариша.
– Выходит, что ты напрасно съездила, – сказала я.
– Нет, не совсем напрасно, – возразила Мариша. – Кое-что мне все же удалось узнать. Во-первых, что мамаша Бритого обожает своего нынешнего мужа, а он вряд ли отвечает ей взаимностью, так как, судя по роже и глазам, страшный бабник и просто физически не может любить одну женщину, а уж тем более такую страшную, как мамаша Бритого. И потом он младше ее лет на двадцать, если не больше. А во-вторых, я узнала от соседей, что мамаша Бритого заявилась к своему сыночку в гости как раз в тот день, когда его похитили. Сказала, мол, сердцем почуяла, что с ее сыночком что-то недоброе на чужбине случилось. Вам не кажется такая сверхчувствительность подозрительной?
– Кажется, – согласилась я. – А как она в дом попала?
– Вот! – обрадовалась Мариша. – В корень зришь. У нее, оказывается, имелся комплект ключей. Что, учитывая их напряженные отношения с сыном, выглядит довольно странно.
– А на кого Бритый оформил дарственную на свое имущество? И на какое именно имущество? Добра у него немало было.
– Об этом лучше спросить у Крученого, – сказала Инна. – Он правая рука Бритого. Никто не знал о делах Бритого, сколько знает он. Только я в офис не поеду. А вдруг Бритый на меня дарственную оформил? Не хочу, чтобы на меня там смотрели так, словно это я их обожаемого босса из-за денег или квартиры прикончила.
– Ладно, – сказала я. – Мы с тобой поедем в университет, а Мариша смотается в офис к Крученому.
– Я не могу никуда ехать, – отказалась Мариша. – Я завтра целый день раны залечивать буду. А то, сами понимаете, в таком виде я на глаза ни одному мужчине не смогу показаться. Нет уж, лучше смерть, чем такой позор. Пусть Инна дурака не валяет и отправляется вместо университета к Крученому. В конце концов ты, Инна, на похороны Бритого все равно пойдешь. Так что с Крученым и своими коллегами тебе рано или поздно придется встретиться.
– Похороны – это другое дело, – уперлась Инна. – На кладбище я могу тайком пробраться, там мне вовсе не обязательно с кем-то общаться. А на поминки я могу не идти.
– Вы как хотите, но я завтра остаюсь дома, – сказала Мариша.
В общем, мы решили, что сначала едем с Инной в университет, а потом я еду с ней в офис к Крученому. Для моральной поддержки, так сказать. Ночевать мы остались у Инны. Где-то среди ночи нас разбудил междугородный телефонный звонок. Все втроем мы кинулись к телефону, едва не переломав себе ноги в темноте. Звонила Юля.
– У меня все в порядке, – бодрым голосом доложила она. – Самолет захватили террористы, поэтому я немного задержалась. Но вы не беспокойтесь. Я все узнала, если завтра вернусь, все расскажу. А сейчас говорить больше не могу. Но новости у меня такие, что закачаетесь!
После этого в трубке раздалось шипение, а затем пошли короткие гудки. В оцепенении мы стояли и смотрели друг на друга.
– Что это значит? – наконец спросила Инна. – Она нас разыгрывает?
– На Юльку не похоже, – усомнилась я. – Когда дело касается серьезных вещей, она не склонна к шуткам. Ее и на работе за это ценят и неизменно каждый год повышают в должности.
– А как, по-твоему, захват самолета террористами для нее достаточно серьезная вещь?
– Думаю, что да, – кивнула я.
– Тогда это, может быть, не она была?
– Она, точно она, – сказала я. – Юлькин голос я ни с каким другим не перепутаю.
– Черт знает что! – взвилась Инна. – Как ни в чем не бывало, самым веселым тоном заявляет, что самолет захвачен террористами. Слушайте, а что, если это военная хитрость, чтобы усыпить бдительность террористов? Вдруг они по-русски не понимают, но разрешили Юльке, не в силах противиться ее обаянию, сделать один звонок. Вроде бы как домой. Поэтому она таким бодрым голосом и говорила.
– Вот оно что! – протянула Мариша. – Нужно звонить в аэропорт! Срочно! Нужно им сказать, что нам звонила пассажирка с борта самолета, выполняющего рейс из Саратова в Санкт-Петербург. И что самолет, скорее всего, захвачен террористами. Пусть примут меры.
Мариша недолго думая позвонила в аэропорт. Нам там долго не хотели верить. Поверили лишь после того, как мы назвали себя, дали адреса проживания и продиктовали полные паспортные данные. Нас быстро соединили с каким-то серьезным дядькой, который внимательно, не прерывая, выслушал нас и обещал разобраться. После этого он тоже отключился. Остаток ночи мы провели возле телефона, ожидая, что нам перезвонят и сообщат новости о Юлином самолете.
Новостей по телефону мы не дождались. По телевизору, который мы включили в надежде узнать что-то, должно быть, из-за позднего времени тоже показывали лишь шуршащий снег. Мы несколько раз звонили в аэропорт, но, поскольку не догадались спросить, что за дядечка разговаривал с нами в первый раз, постоянно попадали не туда, куда нужно, и нас посылали по адресу в... Ну, в общем, нас много куда посылали, но там нам тоже ничем не могли помочь.
Под утро мы задремали кто где. И проснулись от громких стонов, которые женским голосом вдруг начал издавать заработавший под утро телевизор. Мы немедленно уставились на экран, надеясь услышать что- нибудь про захваченный террористами самолет из Саратова. Но увы. Часам к десяти стало окончательно ясно: либо власти решили замять это дело, либо пилотам Юлиного самолета каким-то чудом удалось выкрутиться из переделки. Оставив Маришу на дежурстве возле телефона на случай, если вдруг позвонит Юля, мы с Инной отправились в университет на встречу с профессором Зайцевым.
Мне он представлялся симпатичным старичком лет под восемьдесят. С аккуратной белой бородкой и пенсне или в крайнем случае с золотыми очками на коротком носу. И обязательно почему-то в белом халате. На самом деле профессор оказался мужчиной в самом расцвете сил. Настоящим русским богатырем с окладистой рыжеватой бородой и усами. Морщин у него не было, если не считать веселых морщинок в углах глаз.
– Так это вы что-то там египетское раскопали? – таким приветствием встретил он нас. – Показывайте живо, у меня времени совсем мало. Я и так из-за вас на обед не пошел.
Инна поспешно начала стягивать перед изумленным профессором свои ботинки.
– На это нет времени, – попытался остановить ее профессор. – Разуваться нужно было раньше, еще в гардеробе. Вас что, не учили, что обувь переодевают еще в прихожей? И зачем вы по такой жаре таскаетесь в тяжеленных ботинках? Это ведь негигиенично.
Несмотря на богатырское сложение, нрав у профессора оказался какой-то склочный. Инна наконец вспомнила, что браслеты она еще дома переложила из тайника в ботинках во внутренний карман блузки. Поэтому она оставила в покое свои ботинки. Затем, немного порывшись под блузкой, она вытащила браслеты. При первом же взгляде на них профессор вздрогнул всем телом. Так как тело у него было размером с внушительный шкаф, то не заметить его волнения мы просто не могли.
– Дайте! – неожиданно севшим голосом прошептал он.
– Смотрите, но только у меня в руках, – сказала Инна.
Профессор внимательно рассмотрел браслеты и немного успокоился. Он вытер вспотевший лоб и спросил:
– Откуда они у вас?
– Один знакомый продал, – сказала Инна. – Что вы про них можете сказать?
Вместо ответа профессор направился к полке с книгами и снял оттуда один альбом.
– Вот смотрите! – торжественно сказал он нам, показывая уже знакомый нам снимок с египетской гробницы.
– Это мы уже видели, – сказала я.
– Видели? – растерялся Зайцев. – Но что вы хотите от меня в таком случае?
– Откуда могли взяться в России браслеты с рук вот этого древнего египтянина? – спросила Инна, ткнув пальцем в книгу.
