замечают, что «на Похвалу сорока похвалится яйцом».
Нет сомнения, что церковь наша переняла обыкновение это у греков, и, как можно заключить из чина поставления митрополитов Всероссийских 1539 и 1564 гг., совершение этого обряда началось в Москве в XVI в. Впрочем, некоторые иностранные писатели, как, например, Олеарий, относят его к предшествующему столетию. Со времени его появления в России обряд шествия на ослах постоянно совершался в нашей церкви, так что даже во время владения Москвой поляками мы не замечаем его прекращения. По свидетельству одной летописи, в 1611 г. дозволено было патриарху Гермогену священнодействовать в неделю Ваий, и шествие на ослах совершалось тогда в виду пеших и конных ляхов и немцев, которые стояли с обнаженными саблями и заряженными пушками. В церковных обрядах 1627 г. тоже находим указание, «что 6-й недели поста в вечеру и на утрени бывают службы в соборе, и пред обеднею патриарх к Троице на ров и паки в собор». Один немецкий ученый XVII в. как очевидец этой церемонии в Москве описывает, как она совершалась в то время. Шествие на ослах совершалось в Кремле и происходило только кругом соборов; но впоследствии времени оно перешло далее за Спасские ворота ко храму Петровского собора, где находился придел Входа Господня в Иерусалим.
По церковному чину этого обряда, патриарх в полном облачении восседал на коне, убранном в виде осла, и совершал крестный ход с древесными ветвями. В этой церемонии до Петра Великого всегда участвовали сами цари, которые после патриарха являлись здесь важнейшими действующими лицами, так как они водили под уздцы лошадь, на которой сидел патриарх. Подобные же крестные ходы, по общему чину обряда шествия на ослах, положено было в старину совершать и архиереям в городах, где место царя заступали обыкновенно воеводы. Впоследствии времени, когда у нас уничтожен был сан патриарха, вместе с тем отменены были особенности, какие усвоялись чести и достоинству патриарха; тогда, между прочим, уничтожен был и обряд шествия на ослах. Необходимость этой отмены тем более имела свою основательную причину, что предки наши стали более обращать внимание на внешнюю сторону этого обряда, а не на его внутреннее содержание. Впрочем, с прекращением этой церемонии поставлено было совершать вместо этого крестное хождение с иконою Входа Господня в Иерусалим, и то, между прочим, с тем условием, – «аще молва где чается или будут настоять благоговению людие». Что касается другого обстоятельства, бывшего при входе Господнем в Иерусалим, именно встречи его Иерусалимом с пальмовыми ветвями, то оно также имело у наших предков большое значение. Приготовление вербных ветвей к этому празднику в старину составляло на Руси тоже, можно сказать, особый обряд, в котором очень живое участие принимали все – от царя до простолюдина.
Так, например, известно, что в древние времена патриархальной простоты и благочестия пред Вербною субботою жители Москвы и с ними благочестивые наши цари ходили ломать вербу в Китай-город, на реку Неглинную, берега которой в изобилии покрыты были ивами и вербой. Кроме того, как замечают иностранные писатели, посещавшие Россию, например, Олеарий и Бер, в былое время в Вербную субботу пред обедней, при большом стечении народа, выносили из Успенского собора большое цветное дерево, украшенное разными искусственными плодами, и, установив его в огромные сани, возили в крестном ходе. Едва ли что другое, как не остаток этого старинного обычая, можно было видеть еще недавно в некоторых местах западной Руси, где на неделю Ваий крестьяне привозили в церковь вербу целым деревом и после освящения ее ломали себе ветви. Что касается приготовления ваий к празднику Входа Господня в Иерусалим, то во многих местах нашего отечества еще и ныне, особенно в столичных и больших городах, сохранился обычай приготовлять к этому дню искусственные ваии из зелени и цветов и прибирать их всевозможными искусственными прикрасами. Затем нельзя не заметить, что предки наши в Вербную неделю наблюдали следующее обыкновение: возвратясь из церкви по освящении вербы домой, все легонько стегали ею друг друга, приговаривая: «Не я бью, верба бьет». А кто просыпал заутреню, того стегали посильнее, тоже с приговоркою: «Верба хлес – бей до слез». Нечего говорить о том, что обыкновение это в полной своей силе остается в нашем народе и доселе.
Более замечательно то обстоятельство, что, по народному поверью, самой священной вербе исстари приписывается особенная целебная сила, почему, следуя этому поверью, наши предки съедали со священной вербы по девяти шишичек (сережек), считая это предохранительным средством против лихорадки; равным образом ныне наблюдается в нашем народе обычай летом, во время грозы, ставить освященную вербу в окнах в доме, для предохранения от грома.
Ненапрасно поэтому Стоглав сильно восстает против этих обрядов и называет их «прелестью и хулою еретичества». Затем далее в том же Стоглаве читаем, что «некоторые невегласи попы в Великий четверг соль под престол кладут, и до седьмого четверга по Велице дни тако держат и ту соль дают на врачевание людям». Обычай этот и доселе сохраняется в простом народе в Малороссии, где именно в Великий четверг оборачивают в холст кусок соли, обжигают ее в печи и приносят в церковь для освящения. Соль эта, по народному верованию, весьма хороша для людей от боли живота, для овец и коров, от разных болезней, а также от сглаза. Довольно также замечательно глубокое уважение нашего народа к так называемой страстной четверговой свече. Выслушав чтение страстей Господних, многие из наших простолюдинов особенно заботятся о том, чтобы свеча эта не погасла, и стараются ее с огнем донести в свои дома. Пришед-ши домой, хозяева выжигают этою свечою кресты на потолках, дверях и других местах и вообще приписывают ей особенное значение, как, например, дают в руки умирающим, зажигают ее во время грозы, ставят пред иконою во время трудных родов, ходят с нею весною в пасечники, к пчелам.
По догматике народных верований, не всякая четверговая свеча может называться страстною;
