беспокоило.
— Я не захватила с собой нож, — сказала я, понимая, что, если бы он был у меня, я бы сейчас отдала его Дзалумме.
На лице рабыни промелькнула злорадная улыбка.
— Зато я захватила.
Той ночью я не предавалась скорби. Я лежала на кровати мамы, а Дзалумма устроилась у моих ног на лежанке, убрать которую отцу так и не хватило духу. Я не спала. Теперь, когда Антонио мертв, я стала для Франческо бесполезной — разве что он мог использовать меня как приманку. Но эту роль играть я не собиралась. Настало время бежать. Конечная цель — Рим. Я продумывала десятки различных способов, как пройти городские ворота, — но ни один из них не мог считаться безопасным или осуществимым, когда во все это вовлечен непоседливый двухлетний малыш. Я решила только одно: что мы трое — Дзалумма, Маттео и я — покинем дом перед рассветом, после того как вернется с гулянки Франческо и я убью его, когда он свалится пьяным на кровать.
В тишине утра, когда все еще спали, Дзалумме пришла пора уходить. Я взяла ее руки и расцеловала в обе щеки.
— Мы увидимся снова, — пообещала она, — самое позднее — на похоронах твоего отца. Если я опоздаю, то найду тебя в церкви. — Она легким шагом направилась к двери, но тут какая-то мысль заставила ее остановиться и оглянуться на меня через плечо. — Ты многое простила своему отцу, — сказала она. — Слишком многое. Но, наверное, я тоже попробую простить его.
Как только она ушла, я отправилась в спальню отца. Он выглядел холодным и жалким в белом льняном саване со сложенными на груди руками, в которые был вставлен маленький красный крестик. Я вырвала у него этот крестик и спрятала в шкафу, под стопкой рубах, где его не смогла бы найти Лоретта. Пока занималась этим, я наткнулась на кинжал с золотой рукоятью — острый и длинный — и спрятала его у себя за поясом.
Похороны состоялись в середине дня в церкви Санто-Спирито. Лоретта отправилась пораньше, чтобы все организовать. Так как чума шла на убыль, нанять могильщиков оказалось легче, чем она предполагала.
Заказанная месса была короткой и печальной. Пришел Франческо, нетерпеливо хмурясь, просидел всю службу, затем быстро ушел, сославшись на срочные дела в синьории. Я испытала облегчение, так как мне с каждой минутой становилось труднее скрывать свою безграничную ненависть к нему.
У отцовской могилы собрались всего несколько человек: дядя Лауро с женой и детьми, Лоретта, отцовский конюх, кухарка и я. Маттео остался дома с няней. Бросая первый ком земли на крышку гроба, пристроенного рядом с милыми каменными херувимчиками на могиле матери, я не пролила ни слезинки.
Возможно, мои слезы осушил страх: Дзалумма так и не вернулась. «Непростительная ошибка, — говорила я себе, — послать ее одну с такими драгоценностями, особенно столь рано, когда улицы еще пусты. Что, если она наткнулась на вора? Кто тогда услышит ее крики о помощи?»
Пора было возвращаться в отцовский дом на поминальный ужин. Дядя Лауро и остальные пытались уговорить меня пройтись с ними до родительского дома, но я отказалась. Мне хотелось побыть наедине с отцом и матерью и еще хотелось задержаться подольше на тот случай, если Дзалумма все-таки вернется.
Когда все ушли, я пробыла в одиночестве очень недолго. Ко мне подошел один из августинцев Санто- Спирито в традиционном одеянии своего ордена — широком плаще с поднятым капюшоном.
Я не отрывала взгляда от отцовской могилы, не желая ни с кем разговаривать. Но он направился прямо ко мне, остановился рядом и тихо произнес:
— Мадонна Лиза, мне очень, очень жаль.
Звук его голоса вызвал во мне отвращение. Я отвернулась.
— Вы дали сигнал, что нашли новое письмо, — продолжал он, — но когда вы не пришли на встречу, я забеспокоился. С грустью узнал, что причина — смерть Антонио.
— Уходите, — срывающимся голосом сказала я. — Уходите и больше никогда не возвращайтесь.
Краем глаза я увидела, что Леонардо склонил голову.
— Вы имеете право на гнев: несмотря на все ваши просьбы, я не мог спасти его. Не мог найти такого способа, чтобы не подвергать опасности вас и Маттео. Возможно, когда ваше горе притупится, вы меня поймете…
— Я понимаю, что вы лжец. И были им с самого начала. Вы ведь знали… — Я попыталась договорить, но у меня перехватило горло; я повернулась к нему. — Джулиано жив. Из-за вас все это время я терпела горе, муки. Как хороший шпион вы бессердечно воспользовались мною!
Леонардо вскинул голову, расправил плечи.
— Я давным-давно вам сказал, что не могу открыть все, чтобы не подвергать вас опасности. Я не использовал вас. Вы мне дороги даже больше, чем представляете.
— Черта с два! Вы смотрите на меня лишь затем, чтобы грезить о своем дорогом потерянном Джулиано.
При этих словах он покраснел и должен был взять себя в руки.
— Как вы узнали, что он жив? Наверное, из письма?
— Не только. Перед смертью отец во всем мне признался.
Забыв о манерах, Леонардо схватил меня за локоть, словно был моим мужем или братом. Я попыталась вырваться, но он не отпустил руку.
— Тогда скажите, с кем еще вы говорили об этом? Франческо догадывается о том, что вы теперь все знаете?
Я попыталась стряхнуть его руку, но он лишь крепче в меня вцепился.
— Нет, — ответила я. — Я не настолько глупа. Но почему же вы мне ничего не рассказали? Почему позволили страдать все это время?
— Взгляните на себя, — сказал он, впервые заговорив со мной так резко и холодно. — Вы сами ответите на свой вопрос. Люди убивают и погибают только потому, что не могут контролировать свои эмоции. Когда мы впервые встретились в церкви Пресвятой Аннунциаты, вы знали меня еще не очень хорошо. У вас не было причин доверять мне. Если бы я рассказал, что Джулиано жив, вы бы тут же написали ему письмо. Или попытались бы отправиться в Рим на его поиски. И никакие мои доводы не смогли бы вас остановить. А в результате — погибли бы вы, или он, или даже оба. Если бы я ему рассказал, что вы вышли за Джокондо, считая себя вдовой, он бы…
— Он бы сразу отправился ко мне, да? Значит, вы и ему солгали. Как я могу теперь вам доверять? — Лицо у меня исказилось, из глаз неожиданно полились слезы, которые я так долго подавляла. — Как я могу рассказать о содержании последнего письма? Я сама предупрежу его об опасности…
— Боже мой, — прошептал художник с таким страхом, что я замолчала. — Лиза, поклянитесь мне, что вы не попытались с ним связаться!
— И не подумаю клясться, — строптиво заявила я. — Они хотят заманить его и Пьеро во Флоренцию, а затем убить обоих. Они хотят все повторить — поднять народ против Медичи, как когда-то пытался это сделать Якопо, но на этот раз они уверены в успехе. Неужели вы думаете, что я глупа настолько, что позволю Джулиано рисковать? Я велела ему не приезжать. Я велела ему остаться там, где он сейчас. — Я вырвала руку. — Да пустите же меня!
Он вновь потянулся ко мне, и тогда я отпрянула, попятившись к могиле.
— Лиза… Они обо всем узнают. Они убьют вас.
— Не узнают. Я все устроила.
Кто-то меня позвал. Я оглянулась и увидела вдалеке Лоретту, которая бежала прямо к нам.
— Лиза, прошу вас. — До сих пор я ни разу не слышала, чтобы художник говорил с таким отчаянием. — Вам нельзя идти с ней — это ловушка, они попытаются убить вас или устроить западню для Джулиано. Что мне сделать, чтобы убедить вас?.. Все, что я до сих пор делал, было ради вас и вашего ребенка. — Глаза его заблестели, и я с удивлением поняла, что они наполнились слезами.
«Блестящая игра», — сказала я себе. Лоретта была все еще далеко и не могла нас услышать, но все же достаточно близко, чтобы я разглядела панику на ее лице; Леонардо был вынужден отпустить мою руку, а то служанка увидела бы, что монах ведет себя очень подозрительно.
