Все же ордена мне жаль, и я подношу стаканчик к губам:
– Ну, поехали, что ли?
– Погоди, – Лиза сдвигает закуску, освобождая нужное место в газетке, качает головой. – Эх, уже маслом заляпали. Нет, чтобы для истории сохранить.
Прокашливается артистично, читает с выражением:
– Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении ученого Петрова А.В. орденом Ленина. За выдающуюся научную деятельность и открытия в области органической химии наградить ученого Петрова Алексея Владимировича орденом Ленина. Председатель Президиума Верховного Совета СССР Ю. Андропов. Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Громыко. Москва, Кремль. 23 сентября 2031 года.
Поднимает свой стаканчик:
– Вот теперь – поехали, – чокаемся картинно. – Ну, Петров А.В. С наградой Родины тебя. Ну и… спасибо, что спас.
– Да ладно, – отнекиваюсь. – Кто кого еще спас…
Лиза наклоняется и целует меня горячим долгим головокружительным поцелуем. Отстранившись, глядит на меня серьезно:
– А я ведь влюблюсь в тебя, Петров А.В. Не против?
– Не против, – признаюсь. – Давай, – щелкаю ее стаканчик своим. – А то утонет Владимир Ильич.
Выпиваем, спасаем Ленина. Мокрый, пахнущий спиртом кругляш Лиза вешает мне на грудь:
– Пусть просохнет.
Я добавляю по пять капель в стаканчики. Орден Лизы тоже отправляется купаться.
– О награждении учительницы Шабашовой Е.А. орденом Ленина, – читаю газету, приподняв бутерброд с килькой. – За плодотворную педагогическую работу наградить учительницу Перекопновской средней школы Саратовской области Шабашову Елизавету Андреевну орденом Ленина. Председатель Президиума Верховного Совета СССР Ю. Андропов. Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Громыко. Москва, Кремль. 23 сентября 2031 г.
Чокаемся. Выпиваем.
– И спасибо, что спасла, – обнимаю ее, мягкую, теплую, раскрасневшуюся от водки, и целую, целую, пока хватает дыхания, а когда дыхание кончается, Лиза опускает голову мне на плечо, и мы молчим долгую сладкую минуту, которую боится прервать даже падающий в воду лист, держится из последних сил за ветку, не падает.
«Веди смелее нас, Буденный, в бой! Пусть гром гремит!» – выкрикивает мобильник из кармана. Я не шевелюсь.
– Начальник? – глаза Лизы близко-близко.
– Ага.
– Ответишь?
– Не-а.
И мы вновь целуемся, теперь мелкими нежными поцелуями, которые могут длиться вечность. Откричавшись, мобильник обиженно замолкает, но на смену ему приходит бодрый баритон из кармана Лизы: «Дан приказ ему на Запад, ей в другую сторону-у. Уходили комсомо-ольцы. На гражданскую войну».
– Начальник? – спрашиваю.
– Ага, – кивает.
– Ответишь?
– Не-а.
Над деревьями низко-низко, почти задевая зеленым брюхом с красной звездой и едва слышно посвистывая турбиной, пролетает боевой вертолет, и ни одна веточка, ни один листик не шевелится при его невероятном движении.
– «Ми-120», «Призрак», – шепчет мне в шею Лиза. – Таких пока всего пять.
– За нами? – шепчу в ответ, спрятав лицо в ее волосы.
– Не знаю, – она обнимает меня нежно. – Алешка…
– Что?
– Ничего. Просто – Алешка…
И я чувствую, как она улыбается.
– Простите, молодые люди, – слышится хриплое с сильным кавказским акцентом, – у вас здесь свободно?
Поднимаю голову и замираю мгновенно столбом.
– Ой, – пищит Лиза, дрожит, – ой…
Рядом, всего в двух шагах стоит седой старик. Невысокий, коренастый. В военном френче без погон и таких же, в тон, отглаженных брюках. Волосы его совершенно седые, только брови и усы черные как смоль. И он глядит с лукавой искрой:
– Здесь можно присесть? – показывает он на свободное место на нашей лавочке.
– К-конечно, товарищ Сталин, – говорю, как в тумане.
И тут мы с Лизой соображаем, что нужно встать, и вскакиваем одновременно, едва удержавшись на ногах.
– Сидите, сидите, – машет ладонью Сталин.
– Товарищ Сталин, – голос Лизы звенит, захлебывается.
– Сидите, сидите, что вы, – говорит он, глядит на нас с укоризной. – Это же Парк культуры и отдыха. Садитесь, отдыхайте.
Мы опускаемся на лавочку, онемев от восторга. Лиза находит похолодевшими пальцами мои ладони, сжимает их крепко.
– Как хорошо здесь, – Сталин оглядывается неторопливо. – Пруд. Птицы плавают. Листья шуршат. Как хорошо! Почти восемьдесят лет не видел.
Он дышит, прижмурившись, и улыбается в усы:
– Как пахнет. Осенью пахнет. Хорошо пахнет.
Смотрит на нас с той же расслабленной улыбкой:
– Покурить бы еще. Врачи трубку отобрали. Не время, говорят. А курить очень хочется. Я знаю, вы курите, Алексей?
– Д-да, – и тут понимаю, на что он намекает.
Вынимаю из кармана пачку, протягиваю и не знаю, что же делать, ведь врачи запретили, не станет ли от этого хуже Вождю:
– В-вам же нельзя, товарищ Сталин.
Он аккуратно извлекает сигарету из пачки, разглядывает с интересом:
– Если товарищ Сталин говорит «можно», это значит – можно, – приближает сигарету к носу, зажмурившись втягивает запах табака, качает головой одобрительно. – Хорошие сигареты. Хорошие. Какая это марка?
– Это «Друг», – подсказываю, щелкаю зажигалкой.
Сталин прикуривает, затягивается, закрыв глаза, выпускает дым нехотя, расслабленно:
– Друг? Друг – это хорошо. Друзья – это очень хорошо. Не друзья – это всегда плохо.
Делает еще одну неторопливую затяжку, кивает одобрительно:
– Мы бы хотели дружить со всеми. Со всем миром. Только не все хотят дружить с нами. Например, товарищ Саддам Хусейн. Не хочет с нами дружить. Что тут поделаешь!..
Качает головой:
– Даже яд для меня приготовил. Грозит нам войной. Не хочет быть для нас другом. Хочет быть врагом.
Он смотрит вдаль, совершенно так же, как на старых плакатах, прищурившись:
– Немало врагов было у нашей великой Родины. Немало. И все они сгинули. Сгинет и этот.
И Сталин поворачивает голову, глядит на нас с доброй усмешкой:
– Вы ведь передадите товарищу Саддаму Хусейну от меня посылочку?
Примечания
1
