– Все?
– Остальное нас не касается.
– Это не честно, – обиженно насупился Чейт.
– Почему?
– Быть может, для меня это единственная возможность обрести веру в Создателя.
– Я думаю, Создатель проживет и без твоей веры.
– Конечно, ему нет до меня никакого дела, – Чейт с независимым видом сложил руки на груди. – Так же, как и до тебя, дружище Архенбах. И креативисты ему безразличны. И все-все-все, кто появился на свет в результате устроенного им фейерверка.
– Почему ты так думаешь?
– А как же иначе? Он ведь сбежал, едва… – Чейт неожиданно умолк. – Слушай, – произнес он уже совершенно иным, таинственным голосом, – в свете того, что я узнал за последние несколько дней, акт творения, ежели он, конечно, имел место быть, кажется мне похожим на случайную половую связь с незапланированным зачатием. Будущий папаша побаловался да и сбежал, не оставив адреса. Только детей в результате получилось о-о-очень много.
– Ну что ты несешь? – болезненно щелкнул зубами Архенбах.
– А чем тебе не нравится моя теория?
– Тем, что она бредовая.
– Да? В таком случае попытайся ее опровергнуть!
– Не стану.
– Почему?
– Потому что это глупо.
– Потому что не можешь.
– Потому что не хочу заниматься ерундой.
– Потому что…
– Довольно! – отрубил Архенбах. – Не хватало только нам поссориться из-за религиозных догматов.
– А кто говорит о религии? – пожал плечами Чейт. – Я наконец понял, почему каждое разумное существо – а может быть, и неразумное тоже, в конце концов, что мы знаем о братьях наших меньших? – порой испытывает беспричинную тоску. Это подсознательное, закрепленное в генетической памяти предков воспоминание о бросившем нас родителе. – Заметив, что Архенбах собирается что-то сказать, Чейт протестующе взмахнул руками: – И не надо говорить, что я ерничаю! Я серьезен, как никогда прежде!
– С чего бы вдруг? – недоверчиво буркнул Архенбах.
– На кон поставлено все мое мировоззрение. Все, чем я жил, чему верил и к чему стремился, может в один миг обратиться в прах, – Чейт дунул на открытую ладонь. – И что мне после этого делать?
Архенбах устало вздохнул:
– До переоценки ценностей осталось еще около пятнадцати минут. Можно успеть выпить по чашке кофе.
Чейт озадаченно наморщил лоб.
– Намекаешь, что я должен пойти и сварить?
– Именно, – наклонил голову Архенбах. – Меня кофеварка не слушается.
Тут Архенбах был прав. Целиком и полностью. Движок «Глейзера» оказался надежнее имевшейся на борту кофеварки. И за четыре полетных дня пользоваться ею научился только Чейт.
– Ладно, – опершись о подлокотники, Чейт поднялся из кресла. – Не буду вспоминать, кто выпил мой квас…
– И правильно! – замахал на него руками Архенбах. – Не напоминай!
Должно быть чувствуя приближение момента истины, кофеварка работала лучше, чем обычно. За десять минут Чейту удалось приготовить две большие кружки кофе. Черный, без сахара – себе, со сливками и двойным сахаром – Архенбаху.
– Держи, – Чейт вручил кружку Архенбаху и уселся в кресло. – Осталось чуть больше четырех минут, – он отпил кофе. – Тебе не надоело ждать?
– Это работа, – гронец сделал движение, как будто хотел пожать плечами. Вот только плечевой аппарат гронца был для этого не предназначен.
– Ты считаешь, что твое мировоззрение, твой внутренний мир, твое восприятие окружающей действительности не претерпят никакого изменения после того, как мы узнаем, что хотел сказать нам на прощанье Создатель?
– Пока еще не известно, получим ли мы вообще какую-то осмысленную информацию, – Архенбах запрокинул голову, разинул пасть и влил в глотку сразу полкружки горячего кофе. – А если и получим… – гронец почесал когтем затылочную шишку. – Все это было так давно. Я имею в виду Большой Взрыв, акт творения… Сейчас к этому можно проявлять только познавательный интерес. И мне, несомненно, любопытно, чем закончится расшифровка кода реликтового излучения. Но изменится ли после этого что-то в моей жизни?.. Очень сомневаюсь.
– Ты рассуждаешь, как прагматик, – заметил Чейт.
– Как реалист, – уточнил Архенбах. – Вспомни историю, Чейт. Сильно ли изменило жизнь обычных людей или гронцев открытие теории относительности? Да большинство из них даже сейчас плохо представляют, что это такое. И ничего, живут себе, как жили. А открытие темной материи? Эпохальное открытие, которое перевернуло наше представление о космогонии! Кто, помимо специалистов, обратил на него внимание? Сколько величайших событий проходит мимо внимания обывателей! Они не знают даже о том, что происходит на их родной планете, не говоря уж о масштабах Вселенной! И ты думаешь, кого-то повергнет в экстаз, в трепет или ужас записка, оставленная кем-то сразу после Большого Взрыва? Чейт! Это сенсация на один день!
Архенбах разинул пасть, влил в нее остатки кофе, наклонился и поставил пустую кружку на пол рядом с креслом. Выбежавший из открывшейся в стене ячейки маленький робот-уборщик подхватил кружку и потащил ее на мойку.
– Время, – гронец взглядом указал на дисплей.
– Так, – Чейт поставил недопитую кружку на откидной столик. – Даю обратный отсчет. Шесть… Пять… Четыре…
– Кончай, – недовольно скрипнул зубами Архенбах.
– Готово! – Чейт жестом фокусника указал на дисплей.
Пятисекундная пауза.
– Ну-у-у… – только и смог произнести Архенбах, увидев появившуюся на дисплее надпись.
– Ты знаешь, – откинувшись на спинку кресла, Чейт почесал затылок, – а я ожидал что-то подобное.
– Врешь, – уверенно заявил гронец.
– Нет, честно! – Чейт приложил руку к груди. – Поэтому я и не стал с тобой спорить по поводу сенсации.
– Да, – Архенбах уныло покачал вытянутой мордой. – Сенсации из этого не сделаешь.
– Но мы ведь честно выполнили свою работу!
– Конечно.
– И нам за нее заплатят?
– Непременно.
– Ну и славно, – Чейт нажал кнопку записи, дождался, когда погас индикатор, вытащил накопитель из приемника и передал его Архенбаху. – Домой?
– Домой, – кивнул гронец.
Чейт ввел в бортовую навигационную систему координаты пересадочной станции «Умбога-5».
– Вернем дахутам корабль, а до «Истока» доберемся рейсовым, – Чейт бросил косой взгляд на дисплей. – И мы никому не должны говорить об этом?
– Нам за это платят, – напомнил Архенбах.
– Ну и ладно, – улыбнулся Чейт. – Расскажешь кому, так все равно ведь не поверят.
Старенький «Глейзер» начал разгон двигателя, готовясь нырнуть в одиннадцатое измерение.
