умерла жена, и тогда он крепко пил некоторое время.
— Когда парень выпадает из фургона, ему приходится немало покувыркаться, не так ли?
Эрп пожал плечами.
— Может, он нервничает оттого, что здесь ты.
— Я? Почему, мы же теперь приятели.
Эрп внимательно посмотрел Капоне глаза в глаза. «Черт, что, Эрп и Мастерсон — братья родные с этим пугающим взглядом голубых глаз?»
— Не пытайся надурить опытного мошенника, Эл. Я и ты — оба знаем, что выстроенное нами перемирие непрочно. До конца дней своих, по утрам, бреясь, ты будешь видеть, что причинил тебе Джонни Холидэй. Так что карту забывчивости тебе не сдали.
Эл пожал плечами.
— Я уже большой мальчик. Я тогда вел себя плохо, да и, в любом случае, я бизнесмен. И, как говорится, бизнес охлаждает чувства.
— Именно так.
Вскоре они снова сели играть, Холидэй продолжал выигрывать, хотя у него уже закрывались глаза, и он сидел, покачиваясь, ослабив галстук, так, будто в любой момент может упасть со своего долбаного кресла. Когда в следующий свой приход брюнетка принесла ему одинарную порцию вместо двойной, он разорался:
— Я же сказал, двойную, Дикс! Ты что, считать разучилась?
Маленькая куколка выбежала из комнаты с таким видом, будто была готова разрыдаться.
— Полегче, Джонни, — сказал Эрп.
— Сдавайте. Просто сдавайте. И хватит разговаривать со мной, как с чертовым дураком.
— Что, Джонни, у тебя появились подозрения? — спросил Мизнер, забыв отпить глоток из своей рюмки.
Ротштайн снова расхохотался, опять продемонстрировав свои умопомрачительной стоимости зубы, но Эл не понял, над чем именно он смеется на этот раз. Он уже проиграл шесть или семь тысяч.
Пьяный или нет, но Холидэй продолжал выигрывать. Эл тоже выигрывал, но столбики жетонов напротив него возвышались миниатюрными башнями до тех пор, пока Холидэй не напился настолько, что уже не мог складывать их нормально.
Мизнер первым бросил карты, спустя пятнадцать минут это сделал и Раньон. Но они не ушли из комнаты, просто пересели на диван у стены, и Техасская Гуинан и мисс Дуглас обслуживали их там. Мизнер пил бурбон, Раньон — кофе, оба ели сэндвичи, которые приносили им девушки, и тихо разговаривали. По большей части, конечно, говорил Мизнер. Примерно спустя полчаса к ним присоединился и Мастерсон, проигравший две с лишним тысячи.
Элу стоило бы заподозрить, что выигрыши Холидэя происходят не просто так, что ему подыгрывают, если бы он не выигрывал и сам. Наиболее проигравшим оставался Ротштайн, и Эл просто не мог представить, чтобы Эрп и Холидэй сговорились мошеннически обыграть самого крутого в их мире человека.
В любом случае, Эрп не хитрил с картами, и если этот сварливый старый хрыч и проделывал трюки, то Эл этого не обнаружил. Сдающий продолжал устойчиво оставаться при своих столбиках жетонов, чуть вверх, чуть вниз.
К часу ночи Холидэй выглядел вдребезги пьяным, едва не засыпая прямо за столом. Без такой полосы везения, а у него постоянно появлялись тройки, еще чаще — стрэйты, флэши и фулл-хаусы, чаще, чем бог дарит это простым смертным, — Холидэй уже давно бы провалился в любой нормальной игре. А из большинства подобных уже бы просто вышел.
Эл, в плюсе примерно на семь тысяч, демонстративно зевнул.
— Джентльмены, приятный вечер, но, думаю, мне пора обменять это обратно на деньги.
Эрп кивнул.
— Еще одну раздачу, Эл? Еще одну раздачу, кто еще? — спросил он.
Это не относилось к Раньону и Мизнеру. Первый продолжал следить за игрой и прислушиваться к разговорам, второй заснул, облокотившись на подлокотник дивана. Текс стояла, прислонившись к открытой двери и болтая с Мастерсоном, который пил кофе, а мисс Дуглас собирала на поднос пустые рюмки.
— О’кей, еще одна раздача, — согласился Эл, кивнув.
— На самом деле, парни, я в минусе на пятнадцать тысяч, — сказал Ротштайн. — Я бы не против поиграть еще и попробовать отыграться.
— Черт, только я принялся за дело… — неразборчиво проговорил Джонни заплетающимся языком. — Давайте продолжим.
— Нет, — отчетливо ответил Эрп, крепко держа колоду в правой руке. — Мистер Ротштайн, если вы и Джонни хотите играть вдвоем, пока коровы не сбредутся, пожалуйста. Но сейчас моя игра, и мы играем еще одну раздачу в моей игре, а потом обмениваем жетоны на деньги.
— Это ваша игра, мистер Эрп, — согласился Ротштайн, вежливо кивнув. — Я подчиняюсь.
— Это
Эрп принялся сдавать карты с каменным выражением лица.
Элу пришла пара тузов, и он открылся на сотню. Ротштайн поднял ставку еще на сотню, Холидэй — еще на одну, небрежно, как это обычно бывает в последней раздаче.
Но следующая карта не улучшила раскладу Эла, и он спасовал, передав слово Ротштайну.
— Поскольку это последняя раздача, нельзя ли превысить предел повышения ставки? — вежливо спросил Ротштайн у сдающего.
— Повышай на сколько хочешь, — с ухмылкой произнес Холидэй.
Эрп посмотрел на Эла.
— Мистер Капоне?
— В любом случае, я выхожу, — ответил Эл, бросая карты. — Пусть делают, что им вздумается.
Эрп, который был в игре с первой ставки, кивнул и тоже бросил карты.
— Почему бы не поднять предел до тысячи, мистер Ротштайн?
— Вполне нормально, — согласился Ротштайн и бросил десять голубых жетонов.
Они едва успели брякнуться о стол, как Холидэй бросил еще десять голубых, а потом еще.
— Подымаю еще на штуку, — зачем-то сказал он.
Раньон принялся будить Мизнера, чтобы тот посмотрел на разворачивающуюся драму.
Ротштайн не засмеялся, но улыбнулся, обнажив свои нереально белые резцы. Его глаза были блестящими и живыми, а кожа — тусклой и мертвой.
— Хотите сделать это действительно интересным? — произнес он холодным тоном, так, как еще ни разу не говорил за этим столом.
Холидэй насмешливо хрюкнул.
— Ты меня не напугаешь, Арни. Тебе меня не побить. Так что почему бы тебе не собраться и не поискать подворотню, в которой ты прихватишь какого-нибудь бедного ублюдка, задолжавшего тебе три доллара?
Улыбка Ротштайна растаяла, и его лицо стало холодной, ничего не выражающей маской.
— Я тебя не побью, а? Что же у тебя, мальчик Джонни? Королевский флэш?
— Положи еще тысячу и увидишь.
Жестко глядя на него сверкающими глазами, Ротштайн легким движением залез в карман брюк и достал оттуда самую большую и толстую пачку денег, которую когда-либо видел Эл.
Сняв с нее резиновое кольцо, он принялся пересчитывать сотенные купюры, считая вслух.
Много времени, целая вечность… потому что Ротштайн не остановился, пока не отсчитал сто.
Холидэй нахмурился. У него был такой вид, будто он готов расплакаться.
— У меня нет столько денег. По крайней мере, при себе.
Ротштайн оглядел его и махнул одной рукой, убирая другой оставшуюся пачку денег.
— У тебя есть это заведение, не так ли? И все говорят, что у тебя половина всех запасов выпивки
