Даби. Поштучно. Разумеется, владеет «Омрахманом» Директор. Это вообще его идея — свой Интернет. А транслируется все через наш собственный спутник.
— Что-о?? — выпучил я глаза.
— Не веришь?! — Танака сиял от удовольствия. — В девяносто девятом году китайцы запустили очередной спутник. По заказу правительства Малайзии там установлена как бы метеорологическая аппаратура. А на самом деле — системы компьютерной коммуникации. И еще наблюдательные приборы. Так что у нас вся Америка как на ладони! А замыкается все вот на этом терминале. Если бы янки про него узнали, сразу бы бросили ядерную бомбу, точно. Только без толку. Его даже бомба не возьмет. Толщина бетона — двенадцать метров! Но есть еще четыре станции слежения…
Вот теперь точно никогда не отпустят, с тоской подумал я.
— Сейчас Директор хочет все финансовые операции исламских банков замкнуть на «Аль-Нидаре», но система еще не готова, Я один все не тяну, А с тобой мы горы своротим! Но этим займемся позже. А пока вот что…
…Самое смешное: я даже приблизительно не могу сказать, где находится этот самый терминал. В какой именно точке необъятной пустыни Сахара. И действительно ли он головной.
После экскурсии Танака отвел меня в мою резиденцию. Что сказать?.. Серьезный отгрохал себе в пустыне дворец наркошейх. Когда я открыл дверь в свое новое обиталище, понял: покойный Пит именно о таком рае и мечтал. Входишь и попадаешь в огромную круглую гостиную. Да-да, круглую! Точнее, овально- вытянутую. Ноги утопают в пестром ковре: мусульманское великолепие, цветики-цветочки, птички-зверьки. Слева — антикварная тумба на изогнутых бронзовых ножках в форме птичьих лап. Тумба с инкрустациями, с ящичками — десятка два маленьких ящичков. На тумбе — приземистая и широкая, как Кубок Дэвиса, серебряная чаша, в чаше — фрукты горой. Жирные гроздья светлого и темного винограда, яблоки с кулак, гранаты, хурма… Обои шелковые (сначала не поверил, потом подошел, потрогал, убедился: стены обиты узорчатой шелковой тканью). Портьеры бархатные, тяжелые, с золотым шитьем и кистями, как в дорогом борделе. Посреди комнаты — кожаный глубочайший диван буквой П, кожа оттенка красного дерева, блестит жирно, и два кресла к нему. Получается как бы огражденное пространство, в центре которого — столик под стать тумбе: и ножки-лапы когтистые, и с инкрустациями полированное дерево. Сервирован на две персоны. Ах, как сервирован! Бутылка шампанского в блестящем ведерке со льдом. Аккуратный такой, хороший лед — кубиками. В хрустальных вазочках — икра: черная и красная. Свежий белый хлеб (вот что меня действительно поразило — нормальный белый хлеб! Они же все лепешки жрут, меня уже от одного их вида выворачивает, лепешек). Масло, еще какая-то мелкая закуска. Свечи — зажжены две длинных розовых свечи. Только-только зажжены, еще воск не успел оплыть. Два прибора, два бокала — интимный ужин на двоих. Кто второй? Может, сам Абу Абдалла вздумал со мной шампанского выпить, поздравить с началом работы?.. Наш любимый Санта-Клаус?..
Мне их роскошь, знаете, была до задницы. Потому что раз выделили такие хоромы, значит, не слезут. И икорку заставят отработать, и шампанское, и когтистые ножки тумбочек-столиков… По полной. И черт с ним, решил. Есть не хотелось, а выпить — в самый раз. Даже не выпить — надраться как свинья. Вынул шампанское, на этикетке прочел: «Максим». М-мм, губа не дура, губа не дура. Правоверные, интересно, тоже пьют втихаря или только выставляют? Бутылку открыл неудачно, облился, даже на ковер наляпал. Все руки, грудь в пене — разучился. Сначала хотел как человек — в бокал налить, потом передумал, сунул в рот сразу горлышко…
— Хэлло, — пропел за спиной женский голос.
Я языком запер шампанское в бутылке — еще бы поперхнулся от неожиданности, сдох. Это была ОНА. Да, девка, баба. К спиртному, икре и свечам. Бедный, бедный Пит! Ему так хотелось всего этого… В легком коротком халатике на голое тело. Почти прозрачном. Куколка, Барби: ножки, ручки, сисечки, белокурые локоны, смайл в тридцать два зуба. Помада, румяна, тени — полный боекомплект. Видимо, вышла из ванной — я-то еще не сориентировался, где здесь что, где ванная. Улыбнулась:
— Вы не угостите даму шампанским? Молча наполнил бокалы.
— Вас как зовут, девушка?
— Ясмин. — Взяла свой бокал, оттопырив наманикю-ренный мизинчик, опустила глазки (длинные, тяжелые, в туши, ресницы мешали ей нормально моргать). — За что будем пить? Давайте выпьем за вас, а?
— Ясмин, спасибо за тост, но оставьте меня в покое, пожалуйста, — сказал корректно, без хамства. — Возьмите, если хотите, шампанское и идите. Я не готов к сексу.
— Вы устали, вы так устали, — в ответ проворковала она. — Вам нужно отдохнуть, расслабиться. Поверьте, я знаю, как сделать мужчине хорошо. Вам достаточно будет просто лежать и наслаждаться, лэй энд сэтисфект…
— Ясмин, я люблю свою жену. Вам не о чем беспокоиться. Ваши услуги мне ни к чему. Пожалуйста, уходите.
— Вы не пожалеете. — Девица подарила мне жемчужно-щедрую улыбку. — Вы приехали из далекой холодной страны, где люди не умеют по-настоящему делать любовь. Я научу вас всему, что знаю. Поверьте, это будет как сказка, как сон…
— Убирайся, — устало повторил я по-русски, сделав большой глоток из горлышка. Шампанское крепко ударило в голову, я же сто лет в рот алкоголь не брал. — Пошла вон отсюда.
Может, мы еще перебросились парой каких-то ничтожных реплик, не помню. Ясмин была простая, обыкновенная девка-давалка, обслуживающий персонал моего «отеля» — блядь средней руки. Привыкла, наверное, что мужики набрасываются на нее без слов, да и слов она, так подозреваю, не много знала. Во всяком случае, по-английски — разве что заучила несколько гладких фраз по теме. Я честно хотел ее прогнать, честно. Не думал, что случится эта постыдная, гнусная сцена, мерзость. А она все-таки случилась. Неохота в подробностях описывать — так, ограничусь самым необходимым, чтобы вы поняли мое состояние. От шампанского я сделался какой-то тяжелый, разболтанный и злой. Со мной бывает так иногда, что лучше меня не трогать. Но Ясмин — та ничего не почувствовала, не просекла. Или неправильно поняла скорее всего. Распустила пояс на халатике, опустилась с дивана на ковер, встала на четвереньки, облизываясь, поползла ко мне. Приползла. Я оттолкнул ее, с силой — уйди, не хочу! Уйди по-хорошему! Нет же. Полезла ко мне в штаны, распустила на джинсах молнию, легко расстегнула неподатливую пуговицу… Вынула член. Он был маленький такой, бледный, скукоженный, кожа собралась на головке крупными дряблыми складками. Стыдно смотреть. «Fuck off! — повторил я ей, захмелевший, и ударил по щеке. — Fuck off!» Не подействовало — может, за садиста меня приняла? Уверенно затолкала член себе в рот, начала сосать. Знала свою работу, да. Совсем скоро и следа не осталось от скукожен-ного головастика — торчал суком, налился кровью. И вот тогда что-то со мной случилось, что-то ударило в голову. Я до того их всех ненавидел, так ненавидел этот дворец, эту комнату, диван, еду, шампанское, эту сучку, мне так хотелось уничтожить их, это, все вокруг, растоптать… так ненавидел себя, проклятого дурня никчемного… Такое возникло дикое желание плюнуть им всем в лицо — тварям, гнидам, миру этому идиотскому, Богу, если он есть… что-то жутко грязное сделать, обдать их, весь этот мерзкий поблядушник, грязью и самому в грязи вываляться…
Я что сделал. Вырвал у нее изо рта свой хуй. Вскочил, поймав на себе удивленно-испуганный, недоумевающий взгляд. Развернул жопой к себе, задрал халатик. Понял, что буду сейчас ее ебать, так ебать, чтобы подлая сука сдохла от ебли, до смерти буду ее харить. Задница у Ясмин была гладкая, белоснежная, мягкая. Картинка, не задница. Я схватил ее за ягодицы, широко их раздвинул, увидел бритую, лощеную и мокрую пизденку и совсем осатанел. Ткнул хуем прямо вперед, как тараном, как вертелом продевают цыпленка насквозь. Ясмин вскрикнула, потом заорала. Я ее крепко держал, где н сила взялась, очень крепко, а она билась, вырывалась и вопила тонким голосом. Хую было странно, непривычно тесно. Я опустил глаза и засмеялся: оказалось, ебу ее в сраку, в анальное отверстие. Как туда влез — понятия не имею. Но тем лучше. Ясмин визжала, билась и плакала: пустите, пустите… Ага, так я тебя и выпустил! Двигался изо всех сил, как мог наподдавал ей, загоняя хуй в кишку, жалел, что хуй маленький, а кишок у человека восемь метров, ебал и приговаривал по-русски:
— Нравится, сука, нравится, блядь? Нравится, сука, нравится, блядь?
— Ноу! Ноу! Ноу! — жалобно всхлипывала Ясмин, как будто понимала мои слова.
