вызвался ему помочь в беседе с упрямцем. И Олег сдуру на это согласился. Зря! Больших трудов ему стоило потом не очистить желудок при ваксах – мог бы опозориться, прослыв неженкой. В ходе допроса несчастный ракс лишился второй руки и раненой ноги. Той ноги, что была не ранена, он тоже лишился. А еще носа, ушей и глаз. И приличной части кожного покрова. Лишь когда ему начали вытягивать кишечник через проделанную в брюхе дыру, он наконец-то, к великому облегчению Олега, испустил дух. Так ничего и не сказав.
Лишь потом Монах удосужился просветить Олега, сообщив, что хайты никогда ничего не говорят на допросе. Хоть через мясорубку их пропускай – ни звука не издадут. Однажды в руки северян попал ракс, который до этого с пленными людьми довольно бодро общался – то есть явно был способен членораздельно разговаривать. Увы, он тоже на допросе молчал как двоечник-разведчик.
В общем, с жутковатой методикой допросов в исполнении воинов Мура Олег уже был знаком и углублять это знакомство не желал.
Паук, растянув антенну, связался со своим помощником, оставленным в основном лагере. Тот, приняв его радиограмму, ответил условным сигналом, обозначавшим, что информация принята.
Все, теперь оставалось только ждать подхода отряда Макса. Олег ничего другого придумать пока не мог. Начало боевых действий пошло несколько не так, как он планировал. Каннибалы проявили редчайшее разгильдяйство – даже не заметили, что у них мост захватывают. Обошлось без серьезного боя, а расстрел группки дикарей нельзя считать полноценным сражением. В итоге вожделенный мост захвачен, но боевые отряды людоедов, прячущиеся среди скал, потерь пока не понесли.
Что они теперь будут делать? Неизвестно… Вряд ли они останутся на месте, окруженные с двух сторон и без снабжения. Расстрелянные дикари тащили сюда корзины с рыбой, переложенной диким луком, – очевидно, несли воинам пожрать. Теперь линия снабжения перерезана, мост захвачен. Нет, не стоит обольщаться: горы тут, конечно, труднопроходимые и речное ущелье преодолеть нелегко. Но нелегко это не значит невозможно. При остром желании все возможно. Не исключено, что вражеские воины уже спускаются к тайным тропам, по которым переберутся на западный берег. Конечно, путь их будет не столь комфортен и быстр, как по мосту, но результат-то один – дикари имеют возможность уйти.
Если уйдут – отлично. Олега это вполне устраивало. Атаковать западный берег, имея в своем тылу противника, как-то слишком уж смело. В первый год, может быть, он так бы и поступил, но теперь все иначе. Земляне приспособились к этому миру и крепко уяснили, что главное в любой драке – беречь друг друга. Потери неприемлемы, и так уже слишком многих потеряли.
Идеальный вариант, если троглодиты решатся на атаку отряда. Соберутся за скалами и ударят через проход. Залп сорока мушкетов и пушки по толпе нанесет им такие потери, что можно будет не опасаться выживших. Вряд ли их здесь тысячи, такая толпа смела бы отряды Мура без проблем, и стальное оружие союзников не спасло бы. Скорее сотни – может, двести или триста. Один удачный залп способен отхватить от такого войска половину, выжившие будут настолько деморализованы столь быстрым разгромом, что и мечтать о реванше не посмеют.
Между тем дикари заметно активизировались. Поодиночке и мелкими группками они то и дело показывались на окружающих площадку скалах, размахивали оружием, кричали обидное, показывали неприличные жесты. В ответ люди и союзники делали то же самое. Кроме того, допрашиваемый пленник иногда начинал орать так страшно, что все это перекрикивание мгновенно затихало.
К Олегу подошел Дубин:
– Слушай, вон на той плоской скале полно дикарей. Я минимум пятерых насчитал – то вылезут, то спрячутся. Если пульнуть по ним гранатой, посечет всех осколками. Дистанция невелика, достанем легко. Только пристреляться надо будет, под таким углом мы еще никогда не били: вверх же придется пушку задирать, ставить на камни. У меня таблиц на такие углы нет.
– Нет, – возразил Олег. – Пока никакой стрельбы. Пушечный обстрел может их напугать, а нам это не нужно. Нам надо заставить их себя атаковать, напуганные, они на это не решатся.
– Понятно. Извини, не подумал. Выковыривать их из этих скал действительно сложно будет. Ты прав, надо атаку на себя провоцировать. Если зашевелятся у прохода, я картечь прикажу заряжать.
Едва отошел Дубин, появился Мур:
– Друг Олег, мы больше не можем говорить с вонючим пожирателем кала. Он оказался настолько наглым, что решил умереть. Все не рассказал.
– А что вообще рассказал?
– Он сказал нам, что все селения на этом берегу давно покинуты: вонючки ушли за мост, на земли самого сильного вождя гор. Зовут этого вождя Твнкилд. Мне трудно говорить его имя, я мог сказать неправильно.
– Я тебя прекрасно понимаю, у самого те же проблемы… Так это войско Твнкилда на ваши деревни набеги устраивает?
– Нет, так говорить неправильно. Здесь остались только чужие воины, не из народа Твнкилда. Это воины из народов, которых мы уже победили. Твои воины и мои выгнали их из своих селений, и они пришли в горы, хотели жить с народом Твнкилда вместе. Он принял женщин. Принял детей. Убил стариков для котлов. А воинов не пропустил – сказал, что они должны заслужить право жить на его землях. Воины остались в этих скалах и защищали мост от нас.
– Странно… Если это так, то очень странно… Ты же говорил, что местные дикари в горах себя ведут как рыбы в воде в отличие от вас? А получается, они не должны в этом вас превосходить, потому что жили в лесах и по берегам Нары. Там ведь гор нет.
– Да, Олег, я тоже удивился, когда он это рассказал. Я не поверил этому бородавчатому хорьку, и отрезал ему уши. Наверно, они ему мешали правильно понимать мои вопросы. Он сразу сказал нужные слова. Он сказал, что до войны с нами на этом берегу тоже были селения пожирателей кала и их жители тоже ушли к Твнкилду, когда пришли мы. Но воинов он тоже не пустил, и они тут воюют вместе с теми, кто пришел из лесов и от Нары. Поэтому вонючки так хорошо знают эти горы.
– Понятно. А он не рассказал, сколько их тут?
– Он сказал, что Твнкилд каждый день присылает им еду, достаточную для ста воинов. Но им этого не хватает, поэтому воюют немногие. Остальные ловят рыбу, ищут съедобные корни и травы, охотятся в предгорьях. Если кто-то умирает от ран или болезней, они его тоже съедают. Их это радует, потому что Твнкилд запретил присылать им мясо и не оставил им ни коз, ни свиней.
– Все с этим Твнкилдом понятно… Думаю, его народ не особо силен, и он просто опасается за свое положение: воины беженцев – это большая сила, тем более у них есть опыт военный.
– Я тоже думаю, что главный пожиратель кала боится этих воинов, – согласился Мур.
– Да. И он нашел чудный способ от них избавиться: пусть вымирают в войне с вами. Заодно и вас ослабят. Удобно устроился, двух зайцев одним выстрелом – прям Макиавелли местный…
– Маки… Кто? – не понял вакс.
– Неважно. Если он дает еды на сотню, сколько же их может быть…
– Пожиратель кала нам это не рассказал.
– Я понял. Не думаю, что их намного больше – хорошо, если пара сотен осталась. Нет, Мур, не пойдут они в атаку. Раз это ваксы из лесов на востоке и от Нары, то они нас хорошо знают и помнят, на что мы способны. Прекрасно понимают, что атаковать нас – это самоубийство. Это местных мы еще могли обмануть… Ладно, будем здесь укрепляться, ждать подхода Макса.
– Друг Олег, а может, проберемся на их берег? Возьмем половину наших людей и нападем на них. Этот умерший сын древесного клопа рассказал нам, что тут рядом большое селение пожирателей кала. Мы нападем и всех убьем.
– Нет. Пока не подойдет Макс, мы отсюда никуда не сдвинемся. Нам нужно побольше воинов, чтобы оставить часть на охране моста. Вряд ли мы сегодня успеем выступить. Так что до темноты надо хорошо укрепиться, чтобы ночь прошла спокойно. Да и охрана потом останется на хорошей позиции.
Люди и ваксы почти все занялись перетаскиванием камней и возведением баррикад. Лишь артиллеристы Дубина и десяток стрелков не принимали в этом участие: держали окрестности под наблюдением.
Прошло около трех часов после захвата моста, когда Олег первый раз услышал пушечный выстрел. Близкий раскат, затем многократно отраженное трескучее эхо – явный выстрел с последующим разрывом
