противодиверсионной тактики. Всё это не только доставляло моральное удовлетворение, но и приносило совершенно реальную пользу.
Гвардейцы теперь своё звание носили уже совершенно на законных основаниях. Высочайшим указом Великого Кнеза дружина получила официальное название '1-я Русская Гвардейская Дружина'. По сути, это было первое строевое подразделение.
Поскольку форму вводить всё-таки было ещё рановато, им всем были пошиты алые плащи с золотым позументом. Даже гордые десантники не дорожили своим беретом больше. На плащах был золотом выткан рюриковский сокол, который начисто лишённый скромности Клим выбрал себе гербом.
На подначки друзей он реагировал просто: в этом же мире такого герба нет? Чего ж такому гербу пропадать?
В Леоновку Акела, хоть и клял последними словами и службу и себя, так за эту неделю и не выбрался. Милолика, по приказу удельного кнеза Клима доставленная в терем, привезла письмецо от любимой женщины и много чего на словах. Со словами проблем не было, а вот читать написанное рунами письмо, пришлось звать Ласку. Слава Богу, не вставила любимая никаких интимных воспоминаний, а то вогнал бы девицу в маков цвет.
Всей душой скучая по озорной своей Милёне, не мог он переломить себя. Не оставляло его чувство, что не всё ещё закончилось, что, стоит только отвернуться на секунду, как рухнет в одночасье всё, что таким трудом было построено.
Оставалось только изнурять себя службой да браться потихоньку за изучение рун. Смешного мало, коль на столь высоком посту прослыть неучем твердолобым. Служить, как говорится, не опуская щетины на загривке, постоянно находиться в 'боевой готовности номер один'. Впрочем, хандри не хандри, а служба идёт и, соответственно, порядка требует. Через час уже на проверку караулов, а Соловья всё нет. В дверь кто-то осторожно постучал.
— Входи! — повернувшись, крикнул Акела. Вошёл один из стражников, нёсших караул на входе. На лице его было какое-то неописуемое выражение. Сердце ёкнуло где-то в районе желудка.
— Что? — резко спросил Витязь.
— Гоблины Джура-хана выловили! — выпалил парень. Прочистил засипевшее от волнения горло и продолжил, — они в лесу нарвались на кызбеков, ну, само собой, порубили их в капусту. А одного никак не могли взять. Он двоих насмерть зарубил и вождя ихнего ранил. А когда бился, крикнул, мол, запомните Джура-хана. Ну, вождь, как это услыхал, приказал живым его брать. Кое-как они массой его задавили, связали и на пост привезли.
— Понял, — коротко ответил Акела, — если Соловей уже прилетел, найди его и быстро ко мне.
— Ясно, — стражник скрылся за дверью.
Ну, вот и попался хан. Что там насчёт верёвочки, которой виться не вечно? Вот и на доморощенного этого Чингисхана шнурок нашёлся. Добром ведь козла предупреждали, чтоб не совал морду на Русь. Да где там Соловей запропастился?
Распахнулась дверь и влетел Василий, сияя глазами.
— Борисыч, слыхал?
— Слыхал, слыхал, давай 'ключ на старт'.
— Да не вопрос, — широко улыбнулся 'водитель кобылы'.
Они бегом пробежали вверх по лестнице, привычно развернули ковёр и уже через пару секунд были в воздухе. Внизу проносился зелёный ковёр леса, ходящий волнами от всё усиливавшегося ветра. Погода откровенно не радовала. Небо было затянуто тучами так, что солнечный диск просто выделялся мутным пятном. Студёный ветер дул ровно и сильно. Время от времени резкие шквальные порывы ощутимо покачивали даже устойчивый к таким фортелям погоды ковёр-самолёт.
— Борисыч, посмотри на горизонт.
Акела повернул голову. Чёрная полоса на стыке неба и земли, выглядела до предела зловеще, в ней время от времени вспыхивали молнии.
— Прямо как в тот вечер, — задумчиво сказал Соловей.
— Типун тебе на язык, — сердито сказал Акела. В тот вечер, это, естественно, когда их из их времени сюда выбросило. Нет уж, слуга покорный, не надо нам больше таких подарков.
— Всего лишь грозовой фронт приближается. Что скажешь, морская душа, зад в ракушках?
— Борисыч, я же береговиком был. Но это точно к хорошему шторму, чтоб я жил на одну зарплату.
— Обратно успеем, как думаешь?
— А хрен его знает, товарищ генерал-майор.