— Нэнси, я... — начал он, подъезжая поближе.
— Я хочу, чтобы она немедленно уехала, — низким, хриплым и монотонным голосом перебила его Нэнси.
— Но я должен тебе объяснить...
— Я хочу, чтобы она немедленно уехала!
— Утром она переедет в гостиницу. А сейчас успокойся и послушай меня...
— Я не хочу ничего слушать. Я уже все видела.
— Да послушай ты! Твоя мать...
— У меня нет матери! — наконец-то Нэнси прорвало, и она закричала, захлебываясь и глотая слова: — У меня нет матери! Есть старая злобная шлюха, которая увела у меня одного мужика, а теперь уводит второго — и ты только не жди, что я буду на это спокойно смотреть! Если она останется — ухожу я! Выбирай!
— Хватит нести чепуху! Никто никого не уводит! — Ник схватил ее за плечо и слегка встряхнул. — Успокойся!
Она вывернулась и вскочила.
— Что я, не видела, что ли? Вы... вдвоем, на постели... Что я — дура?!
— Да ничего ты не видела! — рявкнул он, но тут же попытался взять себя в руки: — Она вошла за две минуты до тебя. Это совсем...
— Это «совсем не то, что я думаю», да? Почему мужчины всегда врут одно и тоже?
— Да неужели ты не понимаешь, что там ничего не было — и быть не могло?! — Больше сил сдерживаться не было. — Ты что, забыла, что я ничего не могу, что я калека, черт возьми?!
— И я полагаю, сейчас о-очень об этом жалеешь, да?! Еще бы, такая женщина! Не то что я! Но я твоя жена — и, как бы мало ты ни мог, это все принадлежит мне! Мне!!!
Они застыли, с яростью глядя друг на друга, потом Нэнси, словно этот последний всплеск истощил ее, опустилась на кровать и тихо, жалобно попросила:
— Пусть она уедет, Ник... ну пожалуйста...
Но Ник остановиться был уже не в силах — время для объяснений и примирений закончилось.
— Знаешь, что, дорогая... в конце концов, это мой дом, и я сам решаю, кому здесь оставаться, а кому нет! И я не собираюсь выставлять человека среди ночи и выглядеть полным идиотом только потому, что тебе взбрело что-то в голову!
Лицо Нэнси застыло, став похожим на маску. Ответила она не сразу — и так тихо, что он едва расслышал первые слова:
— Понятно... Это твой дом. Я-то все пыталась привыкнуть, что он наш — а он твой... и всегда только твоим был. И я тебе тут тысячу раз не нужна...
— Хватит чепуху нести! — попытался вмешаться Ник, не желая сейчас слушать еще и эти глупости, но Нэнси словно и не заметила. Лишь голос ее постепенно окреп и зазвенел близкими слезами:
— ...Ты думаешь, я не поняла, что в тот день, когда ты предложил мне выйти за тебя, ты пожалел о своем предложении, еще не успев договорить? И ждал, что я откажусь... а я вот... согласилась!
— Если ты так хорошо все понимала — чего ж согласилась?! Денег захотела?!
Он бросал ей в лицо жестокие и обидные фразы, а где-то глубоко внутри лихорадочно металась странная мысль: «Этого нет... На самом деле этого нет, это всего лишь сон! Сейчас, нужно только заставить себя проснуться — и все будет так, как полагается, — тихая спальня и рядом — Нэнси... Этого — нет!..»
Но это было. И чужая, не похожая на его Нэнси женщина с застывшим лицом, которая, не сказав больше ни слова, встала и направилась к шкафу — тоже была.
Ник молча наблюдал, как она проследовала в ванную, как появилась оттуда, уже в черных брюках и свитере, — как, достав из-под кровати большой чемодан, раскрыла его и начала складывать туда одежду из шкафа, стеклянные флакончики причудливой формы, ту самую коробку с бумагами, шкатулку, туфли...
Все вещи Нэнси явно в чемодан бы не влезли, и Ник видел, как она, подойдя к шкафу, брала что-то, смотрела, словно в сомнении, — и возвращала обратно на полку.
Когда чемодан заполнился доверху, она снова обернулась к Нику:
— Я ухожу. И вернусь, когда ее не будет в доме.
— Не валяй дурака! — Он уже почти успокоился и подыскивал подходящие слова, чтобы прекратить этот бессмысленный фарс. — Ну куда ты пойдешь среди ночи?!
— Неужели тебя это хоть в малейшей степени волнует?! Ведь она остается. Или, может, ты все-таки передумал — и готов убрать ее отсюда?
— Ты не понимаешь! Ничего же...
— Я не собираюсь ничего понимать! Если она остается — я ухожу!
Этот холодный презрительный тон и упорное нежелание выслушать его объяснения снова завели Ника с полоборота:
— Знаешь что?! Мне надоели твои дурацкие детские угрозы! Хочешь уходить — уходи! И можешь вообще не возвращаться!
— Вот как? — Нэнси медленно разогнулась от не застегнутого чемодана.
— Да, вот так!
В комнате наступило молчание. Ник видел, как дрожит ее нижняя губа — словно у изо всех сил пытающегося не расплакаться ребенка.
Потом Нэнси пожала плечами, подошла к тумбочке и взяла ночник — тот самый, с лиловыми аметистами. Подержала его в руках, положила в чемодан, поверх всего — и решительно захлопнула крышку.
Присела на кровать, набрала номер — разговор был очень коротким:
— Привет... Разбудила?.. Ты одна?.. Можно я сейчас приеду?.. Я тебе потом все объясню... Да.
Еще один звонок — вызвала такси.
Обернулась — и впервые Ник прочел на ее лице что-то похожее на растерянность: словно только теперь до Нэнси дошла вся непоправимость того, что она сейчас делала. Сказала с запинкой:
— Я буду... у Робби. Ты все-таки позвони мне... если она... если ее...
— И не подумаю! — перебил Ник.
— Вот телефон. — Словно не слыша его, Нэнси пошарила глазами, заметила какой-то валяющийся на полке листок — нацарапала на нем карандашом несколько цифр и пристроила на тумбочке. Взяла чемодан, явно тяжелый для нее, и поставила на пол. И прежде чем Ник понял, что она намерена сделать, шагнула к нему. Нагнулась и застыла в неловкой позе — в последний момент он успел отдернуться, чтобы избежать поцелуя в щеку.
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза — потом Нэнси медленно выпрямилась и кивнула, словно сказала без слов: «Хорошо. Пусть так». Подхватила чемодан и вышла.
— Ушла... — сказал, появившись через пару минут, Бен. В голосе его прозвучало нечто похожее на вопрос.
— Ушла, — вздохнул Ник.
— Что теперь? Обратно спать?
— Нет... пошли, поможешь мне одеться. Представляешь, она даже не захотела ничего слушать! — не выдержав, сердито добавил он.
Бен молча пожал плечами.
Через четверть часа Ник решительно постучал в дверь гостевой спальни.
Сказать, что он был сейчас зол, — значило ничего не сказать! Они все словно сговорились довести его до белого каления — и Нэнси, которая взбрыкнула и не пожелала ничего слушать, и Бен, который, вместо того чтобы морально поддержать его, «самоустранился» на кухню, но больше всего — эта женщина. Какого черта она приперлась к нему, ну какого черта?! Ведь из-за нее, собственно, все и началось.
