— Нет.
— Хорошо. Я скоро вернусь, — с этими словами он вышел в коридор, нащупывая в кармане мастер- ключ, открывающий любую дверь в этом здании — в том числе и дверь конференц-зала. Вернуться в кабинет, где сидела Алисия, он бы сейчас ни за что не согласился.
— Не бойся, девочка... Не бойся, моя маленькая... Никто тебя у меня не отнимет... Никто, слышишь?! Мы с тобой уедем — уедем туда, где нас никто не найдет... Сейчас я соберу вещи, и мы уедем — далеко- далеко!
Нэнси металась по комнате и бормотала это Дарре, которая бегала следом, заглядывая ей в глаза.
Нужно взять с собой папку — ту самую... и шкатулку из слоновой кости. В крайнем случае ее можно будет продать — за нее много дадут. Хотя нет, о чем речь — она же теперь богатая! Где папка? Куда он положил папку?! И шубку надо взять... обязательно... и ночник!
С того момента, как она увидела входящую в вестибюль Алисию, у нее осталось лишь одно желание: убежать, спрятаться, сделаться маленькой и незаметной, чтобы ее никто и никогда не смог найти. Их с Даррой....
— Не бойся, девочка... не бойся...
От этих слов Нэнси самой становилось легче: она не одна, ей есть кого защищать!
Ее немного подташнивало, и казалось, что в комнате невыносимо холодно и душно. Голова не работала, а нужно было сейчас сосредоточиться и собрать самое необходимое — всего один чемодан, больше не унести.
Как тогда, четыре года назад... Как тогда...
И выбранный чемодан — единственный, на котором не было инициалов «N. R.», — оказался тем самым, старым, чемоданом: с ним она ушла тогда от Ника. От этой мысли захотелось вдруг засмеяться.
История повторяется в виде фарса...
Она потащила чемодан в комнату — ту, которую за эти дни уже привыкла считать «своей», где на стенке висел в застекленной рамке их с Даррой карандашный портрет, сделанный год назад уличным художником, а у тахты — просто так, для красоты — стоял ее ночник. Не в спальне, а здесь.
Потому что в спальне был другой ночник, золотистый, памятный ей еще по прежним временам. Он переливался янтарным светом, и в этом свете глаза Ника казались совсем зелеными.
Движения Нэнси становились все медленнее...
Вместо того чтобы раскрыть чемодан и начать складывать туда вещи, она опустила его на пол, села на тахту и обхватила себя руками. Потом обняла втиснувшуюся на колени собаку.
— Не бойся, девочка...
На улице смеркалось, и, наверное, надо было зажечь свет, но она сидела, прижимая к себе Дарру, и не двигалась с места.
Ник сказал тогда: «Не уходи, пожалуйста, не уходи.». И еще: «Я люблю тебя...»
А позавчера принес огромный букет кремовых роз... Она удивилась — а он рассмеялся: «Я тут подумал, что никогда раньше не дарил тебе цветов, — пусть это будет за все прошлые разы!»
У них была общая спальня — огромная, с окном во всю стену и темно-красной резной деревянной панелью над изголовьем. И на тумбочке стоял светящийся янтарем ночник, и ночью, просыпаясь, Нэнси чувствовала на бедре тяжелую теплую руку...
Он придет часам к семи — сначала Дарра насторожит уши, сорвется с места и бросится к лифту, а потом и она сама услышит шорох раскрывающихся дверей.
И поэтому сейчас нужно сидеть и ждать. И вспоминать все самое хорошее, и сопротивляться мучительному, грызущему изнутри желанию спрятаться, уйти, уехать — скорее, пока не стало слишком поздно.
Наверное, Алисия уже поднялась к Нику. И сидит теперь у него.
Зачем она приехала?!
Нужно подождать. Он скоро придет.
Сегодня вечером они собирались поехать к Бену...
На спине у Ника, на пояснице, есть родинка — коричневая, небольшая и выпуклая, ее можно нащупать даже сквозь майку. А спина огромная, загорелая, с длинными упругими мышцами, к которым так приятно прижиматься щекой, гладить их, обводить пальцем... И он обычно смеется и говорит: «Что ты там шебуршишься и щекочешься? Иди сюда!» — и перетаскивает ее вперед.
Ник...
В тот момент, когда Дарра сорвалась с места и метнулась к двери, по затылку Нэнси снова пробежал неприятный холодок. А вдруг он придет не один? Вдруг — с ней?!
Она представила себе стук каблучков, фальшиво-радостное: «Где ты, моя глупышечка? Выходи, ну чего ты прячешься?!.»
Но шаги были — его. И встревоженное: «Нэнси?» — тоже его.
Прошло несколько секунд, и Дарра, страшно довольная — привела! — влетела в комнату, а следом появился и Ник. Остановился — темный большой силуэт на фоне освещенного дверного проема, — оперся ладонью о косяк и негромко настороженно спросил:
— Ты чего сидишь тут... в темноте?
Нэнси знала, что он на самом деле прекрасно понимает, почему она сидит тут в темноте. Ник многое про нее понимал — давно, с самого начала.
Он включил свет, шагнул вперед, пристально глядя ей в глаза, — и сказал, на этот раз по- честному:
— А я думал, ты уже вещи собираешь!
— Я и собирала... а потом перестала.
Собственный голос показался Нэнси хриплым и неестественным.
Ник шагнул еще ближе, оказавшись почти вплотную. Она обхватила его за талию, зацепившись пальцем за ремень, и уткнулась лбом в живот.
— Ну и правильно сделала... что перестала.
Живот у него был теплый, и рука, которая мигом оказалась у нее на затылке, тоже. И от этого тепла холодный колючий комок, застрявший внутри, начал стремительно таять.
—Ты уже совсем пришел? — подняв голову, спросила она.
— Нет. Побуду немножко с тобой — и пойду. У меня работы много.
Он опустился на тахту и, опираясь на локоть, потянув Нэнси к себе. Пристроил ее голову у себя на плече.
— Сегодня мы, наверное, у Бена заночуем, так что собаку возьмем с собой. Завтра суббота, и можно будет дольше поспать.
«Подольше... Для него небось 'подольше' — это до семи», — подумала Нэнси и невольно улыбнулась.
И удивилась — что может улыбаться, словно ничего не произошло, словно не она совсем недавно в какой оцепенении стояла в углу вестибюля и смотрела, как Алисия позирует перед фотокамерой, как, сияя, раздает автографы...
— Ну что, согрелась? — Ник притянул ее еще ближе, накрыл полой пиджака и прижал сверху. В получившейся норке было тепло, пахло им, а под щекой, совсем близко негромко и ровно постукивало его сердце.
И Нэнси не захотелось больше ничего спрашивать, выяснять, зачем приезжала Алисия, что говорила, когда уедет, — все показалось неважным, не из этого, «их», мира. Мира, где есть целая охапка кремовых роз, и янтарный свет ночника, и дом под черепичной крышей, куда они скоро поедут, и еще что-то хорошее, что будет завтра. А главное, есть тепло и смех, и это сердце, бьющееся рядом.
