Она снова звонко рассмеялась.
— Знаю-знаю! — таинственно понизила голос: — Только помедленнее и впереди тебя, да?
Дел не ошибся, уловив злость в глазах их спутника. Рики и сам не знал, что именно вывело его из равновесия — того самого равновесия, которым он так гордился. Но одна и та же мысль, совершенно нелогичная и неуместная, снова и снова билась, пульсировала в голове, заставляя его губы сжиматься от ненависти: «Эти двое... они не имеют права выглядеть такими счастливыми!»
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Втолкнув ее в номер, Дел всем телом навалился на нее, прижав к двери. Скользнул обеими руками под платье и медленно провел снизу вверх — там не было ничего, кроме гладкой кожи. Со смехом, больше похожим на рычание, он вцепился пальцами в упругую попку, прижал к себе и приподнял.
— Черт тебя подери! Не соврала!
Потерся об нее, тяжело дыша, взрываясь короткими смешками. Карен увидела, что глаза, у него совершенно ошалевшие, рассмеялась и потянулась к нему, обхватив за шею — поймала губами ухо и потеребила языком.
— Ах, вот ты как? — Развернув ее к себе спиной, он прижался еще плотнее. — Ну, хорошо, а теперь... пошли... И именно медленно и впереди меня!
До кровати было шагов тридцать — но пройти это расстояние оказалось почти невозможно. Прижимая Карен к себе одной рукой, второй Дел ласкал ее — так, что у нее темнело в глазах. Сильные умелые пальцы проникали и отступали, заставляя ее тянуться за ними, дотрагивались, гладили, теребили... — ноги Карен уже подгибались и не слушались, но, покусывая на ходу за загривок, он поддерживал ее и подталкивал к кровати, продолжая тереться об нее сзади.
Довел, отстранился, расстегивая молнию — и одним движением, через голову, стащил платье. Затем осторожно, чтобы не сделать больно, стянул и бант — волосы рассылались по плечам светлым водопадом. Сам он до сих пор не снял даже галстука. Замерев, Карен ждала, что будет дальше — ей было радостно подчиняться ему, зная, что он даст ей все, чего она жаждет — и даже больше.
Он был везде — на ней, в ней, спереди, сзади. Руки жесткие, требовательные и нежные — крутили ее, как будто она ничего не весила, ласкали, сжимали, заставляя сердце почти останавливаться — и снова нестись вскачь. И все время она слышала взрывы его низкого урчащего смеха — пока этот смех не перешел в хриплый стон, слившийся с ее криком...
Не открывая глаз, она почувствовала, как Дел натягивает на ее вспотевшее тело край покрывала. Холода Карен сейчас почти не ощущала, но поблагодарила — потерлась щекой о плечо.
— Не спишь?
Она лениво покрутила головой и открыла глаза. Повернулась поудобнее, чтобы видеть его лицо, и поинтересовалась:
— Ну что — теперь сыт?
Дел лежал, нахмурившись и глядя в потолок. Потом, словно ее вопрос только сейчас дошел до него, встрепенулся и улыбнулся, обхватывая ее второй рукой и притягивая поближе к себе.
— Пока что... на какое-то время...
Снова замолчал. Подождав немного, она тихо спросила:
— Что-то не так?
— Нет. Просто... нам надо поговорить.
Карен едва удалось не вздрогнуть — она слишком хорошо знала, что за подобными словами часто следует нечто неприятное. Дел еще немного помолчал, повернулся к ней, вздохнул и сказал:
— Я был у твоей матери.
Карен вскинулась, глядя ему в глаза — он кивнул, подтверждая, что она не ослышалась.
— Ну и как... там? — медленно спросила она.
— Все в порядке. Все живы, все здоровы. Трейси замужем, у нее скоро будет ребенок. Кэти я видел — она очень похожа на тебя.
На губах Карен появилось легкое подобие улыбки.
— Да, мы с ней обе были похожи на дедушку.
— Ресторан по-прежнему стоит на месте, я там завтракал.
— А... мама?
— Я с ней разговаривал, довольно долго. Теперь она знает, что ты жива, замужем... ну и все такое. Она плакала, расспрашивала о том, как ты живешь... Я... — Дел не знал, что сказать еще. — Там, в городке, все думают, что ты умерла. Даже на кладбище есть плита с твоим именем...
— Зачем ты ездил к ней? — перебила Карен.
— Сказать, что ты жива — она в любом случае скоро об этом узнает.
— Каким образом? — Она резко вскинула голову и села, глядя на него сверху вниз.
— Твое дело вот-вот будет снова открыто. Документы уже у Сэма, и он считает, что сможет добиться от прокуратуры снятия всех обвинений. Но... твою мать могут снова вызвать для допроса.
— Зачем ты это сделал?
— Не бойся, тебе ничего не грозит. Твоего присутствия даже не потребуется, адвокат все сделает сам. Это займет несколько месяцев, а потом ты сможешь, когда захочешь, вернуться в Штаты — и ничего не бояться... уже больше никогда.
Медленно, словно боясь шевельнуться, Карен снова опустилась на кровать, легла лицом вверх.
— Что она еще говорила? — вопрос этот был задан очень спокойно — тихо, отстраненно, как если бы донесся эхом из другого мира.
— Она спрашивала, простила ли ты ее... вот, пожалуй, и все...
— Думаю, ей было бы легче, если бы ты сказал, что я умерла, — в голосе Карен появилась легкая хрипотца, словно она едва сдерживала слезы. — Она могла бы меня оплакивать... и не бояться, что я вдруг вернусь.
— Почему ты так говоришь?
— А ты можешь сказать мне, что это неправда?!
Что он мог ей ответить? Еще три дня назад, разговаривая с Дороти, Дел понял, что главное для нее не то, что ее дочь жива, а то, что об этом может кто-то узнать... Узнать и вспомнить всю эту постыдную историю, которая, слава богу, уже почти забыта.
Не дождавшись ответа, Карен тяжело вздохнула и встала. На ходу, не оборачиваясь, бросила:
— Я посижу на улице, ладно? — и вышла на балкон.
Дел подождал немного — с балкона не было слышно ни звука. Не выдержал — встал, нашел сигареты, прихватил одеяло и вышел вслед за ней.
Он не сразу заметил Карен. Она сидела на полу, прислонившись к стене — не плакала, просто смотрела куда-то вдаль, на тускло подмигивающие сквозь пелену начавшегося к вечеру дождя огоньки на склонах гор.
Проходя, Дел молча сунул ей одеяло — на улице было сыро и прохладно — и уселся на перила, свесив одну ногу и обхватив колено другой. Закурил... Когда-то он курил по полторы-две пачки в день, но за год в яме избавился от этой привычки. Смешно — хоть какая-то польза! Теперь он хватался за сигарету только когда злился или нервничал.
— Ты не боишься упасть? — спросила Карен.
— Нет, тут перила широкие... и я вообще высоты не боюсь... — он не знал, что еще сказать. Если бы она плакала, можно было бы хоть поутешать!
Она заговорила сама:
— Ты знаешь, я все эти годы старалась не вспоминать. Мне так легче было — не вспоминать и не думать об этом. А потом... уже недавно совсем — вдруг все ясно-ясно вспомнилось.
Дел хорошо помнил тот весенний вечер, когда они сидели на берегу — и Карен внезапно начала рассказывать ему о тех страшных годах. Ее буквально трясло, но она продолжала говорить, и глаза у нее были совсем детские и испуганные — как у той девочки, с которой все это когда-то происходило.
