исчезли?
— Не знаю. Но поговорить с ним, пожалуй, стоит.
— Ты ему доверяешь?
— Да, — это было сказано без малейшего колебания. — Он для меня сделает все, что угодно. Виктор потому и постарался как можно быстрее избавиться от него, что это не... «его» человек. Робер в жизни бы не поверил, что я сумасшедшая.
— Значит, ты думаешь, что если я обращусь к нему за помощью, он не пойдет... скажем, в полицию?
— Нет, — Рене даже улыбнулась такому нелепому предположению. — Только я не знаю, где его сейчас искать. Вроде бы он живет у сестры — Жанин что-то об этом болтала.
— Как его фамилия?
— Шабо. А как фамилия сестры, я не знаю. Знаю только, что ее зовут Мадлен.
Ну что ж — с этим ясно, можно попробовать найти и поговорить.
— Я вот еще что подумала, — сказала Рене. — У собак три месяца назад закончилась прививка.
— Ну и что?
— Если они в пансионе, то там обязаны сделать новую прививку, и эти данные передаются в мэрию. Имя, возраст и порода собаки — имя владельца и место проживания.
Мэрия... туда у него ходов нет, но мысль интересная.
— Возможно, мне придется там, в Цюрихе, задействовать дополнительных людей или заплатить за информацию...
— А она была хорошенькая? — неожиданно спросила Рене, чуть покраснев.
Ой ты господи, никак ревнует? Да, явно ревнует!
— Не знаю, — ответил Тед, слегка покривив душой. И честно добавил: — Меня больше волновало, чтобы ее не вырвало мне на заднее сидение.
— Ну и?
— Увы, — он пожал плечами. — Видишь, я кого угодно найду, если надо, а ты беспокоишься.
— Вижу... но ты все-таки будь поосторожнее!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Каждый вечер звонил телефон. Сначала три звонка... потом два — и тогда уже можно было брать трубку, чтобы услышать знакомый голос:
— Ну как ты там, милая?
И начинался разговор — главное событие дня...
— ...Я уже в Цюрихе. Побывал около твоего дома, даже посидел на той самой скамейке, помнишь?
Листок подорожника, прилепленный на колено — вот как это когда-то начиналось...
— Помню.
— Нашел адрес Робера, завтра попытаюсь с ним поговорить...
Вот и все... Теперь остается только ждать завтрашнего звонка. Потому что если телефон не зазвонит — значит, у Теда неприятности, тогда нужно дождаться полуночи и открыть конверт с инструкциями, специально оставленный на этот случай.
А пока можно радоваться, что все в порядке — и вспоминать...
Даже не верится, что он так далеко — ведь совсем недавно, прошлой ночью, они еще были вместе... Даже сейчас, наедине с самой собой, Рене покраснела, вспомнив то прекрасно-бесстыдное, что он делал с ней. Нет, ну она не совсем уж наивная девочка — и книги читала, и фильмы видела... и никогда не думала, что так бывает на самом деле!
Когда его губы поползли по ее телу — ниже, ниже... — Рене не сразу поняла, что он собирается делать. Потом поняла, и на миг стало невыносимо стыдно, захотелось попросить, чтобы он такого не делал, не надо, зачем?! А потом стыда не осталось, не осталось вообще ничего, кроме наслаждения, жаркого и нестерпимого, заполнившего беспомощное тело.
Оно выворачивалось и выгибалось, подаваясь навстречу его горячему рту, и дернувшиеся, чтобы оттолкнуть, руки вцепились ему в волосы — притягивая, прижимая теснее — и крик, рвущийся из горла, был лишь слабым отголоском того, что горело и взрывалось внутри...
Когда она очнулась с бешено бьющимся сердцем и ничего не видящими, полными слез глазами, Тед все еще лежал внизу, между ее ног, задрав голову и пристроившись щекой на бедре. Даже сквозь слезы Рене увидела, что он улыбается — и, встретив ее взгляд, протянул:
— Понравилось... — не спрашивал — просто радовался.
И от этой его радости последние остатки стыда куда-то исчезли, и не стыдно стало даже спросить:
— А если бы я так сделала, тебе тоже было бы приятно?
Он молча кивнул, но она не решилась... и сейчас немного жалела об этом. Осмелилась только потрогать — изучить кончиками пальцев, погладить, слегка сжать... Тед болезненно охнул, она испугалась, отдернула руку — но он замотал головой, потянув ее обратно.
И вспомнив, что было потом, Рене снова покраснела.
Совет Рене «быть поосторожнее» оказался весьма кстати, и сейчас Тед был рад, что предусмотрел