Только в середине октября второй батальон был заменен другой воинской частью.
Из приказа по стрелковому полку:
«14 октября (1920 года. — Б. К.). Инструктора для поручений при комбате-2 т. Голикова Аркадия, убывшего в штаб бригады… для командирования на курсы комсостава, полагать в продолжительной командировке… Основание: отношение Главного Управления Военных учебных заведений политпросветотдела РВС»[109].
Понятно, что лгуны-гайдароведы во главе с нашим лауреатом Владимиром Алексеевичем в светлые залы Российского государственного военного архива, где хранятся эти приказы, не ступали. Их руки к документам не прикасались, глаза чтением себя не утомляли. Как не утомляли себя мнимые биографы и чтением работ о Гайдаре, где многие документы давно собраны и прокомментированы.
Продолжим расследование. Солоухин до последнего часа своей жизни утверждал, что Голиков отличался невероятной жестокостью, прежде всего по отношению к мирному населению. Ему вторил «специалист» по Кавказу С. Р. Но как мы видим, никаких документальных свидетельств господин Солоухин и его «подкулачник» из «Собеседника» не представили. Все, чем мы располагаем, говорит лишь об участии Голикова в негромких боевых действиях. Из тех же бумаг очевидно: никаких самостоятельных решений «всекавказского масштаба» Аркадий Петрович не принимал. Он был всего лишь младшим командиром. При этом окружающим было очевидно, что Голиков обладает большим дарованием.
Командир второго батальона В. Сорокин, давая 29 июня 1920 года в г. Сочи характеристику командиру 4-й роты А. П. Голикову, указывал:
Аркадия Петровича послали в Москву, в знаменитую школу «Выстрел». Его зачислили слушателем младшего отделения — командиров рот.
Не прошло и месяца, как стало очевидно: на этом курсе ему делать нечего — он знает и умеет больше остальных.
Голикова переводят на отделение командиров батальонов.
Проходит еще месяц. Снова собирается мандатная комиссия школы. Среди других вопросов весьма необычный: о новом переводе А. П. Голикова с отделения командиров батальонов на отделение командиров полков. Сенсационное предложение было одобрено. Аркадий получил перевод. Ему было 16 лет.
Февраль 1921 года. Всего две недели назад Голикову исполнилось 17. Ему вручают мандат об окончании «тактического отделения» с правом на должность командира полка.
«Выстрел» оказался вторым учебным заведением, которое Голиков успел закончить. Оставалось третье, последнее, где он мог еще продолжить образование: Академия Генерального штаба.
Мало того, выпускник «Выстрела» Голиков оказался в группе лучших курсантов, которые получили диплом досрочно и сразу поступили «в распоряжение Центрального Комитета РКП(б)».
По знакомству, как может подумать сегодняшний читатель, или за крупную взятку такие назначения тогда не делались. Взяток в ту пору командиры не брали — среди прочего опасались неподкупного, быстрого в решениях Феликса Эдмундовича. Стремительное продвижение Голикова по образовательно- административной лестнице объяснялось просто: даже для мало знакомых людей Аркадий Голиков был человеком высокой общей культуры и больших полководческих способностей.
Его послали в Воронеж. Должность — командир полка.
Голиков (в 17 лет!) не был лишен честолюбия. Но такой стремительный взлет встревожил даже его. «Пишу тебе из Воронежа, — сообщал он отцу, — …сейчас сижу и размышляю над работой, которая предстоит с завтрашнего дня мне, вступающему в командование 23-м запасным полком, насчитывающим около 4000 штыков… при первой же возможности постараюсь взять немного ниже — помкомполка или же полк полевой стрелковой дивизии не такого количества…»
Голикова прислали на эту должность после того, как был арестован весь начальствующий состав во главе с командиром полка. Бывшее руководство планировало переметнуться со всеми бойцами на сторону Александра Антонова.
Начал Голиков с хозяйственных вопросов и налаживания дисциплины. Поскольку боевой полк умышленно разлагали, то бойцам разрешалось… без спроса уходить домой. Кто когда вернется — прежние командиры не спрашивали. Одни возвращались. Другие исчезали навсегда. Голиков издал первый приказ. Все, кто самовольно на тот момент отлучились, были объявлены дезертирами.
Голиков обошел посты. Охрана полка его не устроила. Он отправил на гауптвахту часового, который оставил винтовку, а сам ушел по своим делам. Специальным приказом Голиков объявил выговор начальнику караула.
Обойдя все хозяйственные службы, новый командир полка провел полтора часа в госпитале, где лечились красноармейцы, пораженные сыпняком. После этого Голиков обратился к полковому врачу с необычной фамилией Де-Ноткин с просьбой: проводить его в отдаленный барак. Врач бурно возражал. Тогда командир полка
В отдаленном строении держали холерных больных. Командир полка считал нужным проведать их тоже. Готовы ли вы, уважаемый читатель, часик-другой погостить в инфекционном отделении сегодняшней больницы, где уровень борьбы с опасными заболеваниями за почти 90 минувших лет заметно возрос? По опыту знаю (все-таки целитель!): приятного в таком визите мало. А то был 1921 год. Об арсенале тогдашней медицины, об успехах в лечении холеры вы можете получить представление, полистав «Записки врача» Викентия Викентьевича Вересаева. Конечно, я мог бы пересказать отдельные эпизоды этой книги, но не хочу вводить вас, уважаемый читатель, в состояние полустолбняка.
А семнадцатилетний Аркадий Голиков считал: он отвечает за каждого доверенного ему человека. Холерный барак он посетил и с больными побеседовал. Голиков желал знать, хорошо ли обходятся с больными; ему нужно было понять, как произошло заражение холерой у каждого: грязные руки, другие проявления антисанитарии или диверсия, преднамеренное заражение, о возможности которого предупреждала разведка.
Не исключаю, что А. П. Голиков в свои 17 лет слегка подражал другому известному командиру — Наполеону Бонапарту. Наполеон, тоже вопреки протестам медиков, посетил больных чумой, о чем даже написана картина маслом.
О визите в инфекционный блок можно прочитать и в книге «Мальчишка-командир»[110]. Но глава эта — не для слабонервных.
После обследования и опросов больных Аркадий Голиков принял три важных решения:
1) о сверхобязательном и немедленном мытье в бане всех бойцов и командиров полка;
2) о способах проварки и прожаривания обмундирования красноармейцев для истребления в одежде вшей;
3) о строительстве новых, чистых, относительно комфортных полковых уборных в расчете на 4000 бойцов, дабы «уменьшить риск распространения холеры в результате прямого контакта бойцов с зараженными каловыми массами в старых, занавоженных сортирах…».
Извините за подробности. Я — не вольный беллетрист со свободным полетом историко-поэтической мысли, каким был господин Солоухин. Я — документалист. О вполне осязаемых и ощутимо обоняемых деталях, связанных с холерными бараками и солдатскими сортирами, обстоятельно повествуют архивные документы. Я их только цитирую.
Завершал череду инспекций обобщенный приказ:
«Ввиду появившихся случаев холеры предлагаю под личную ответственность командиров, комиссаров, старшего врача… принять решительные меры… Там, где будут обнаружены дефекты, виновные будут преданы суду военно-полевого трибунала.
