друга. Несколько раз Мей и Джой пытались убить друг друга. Конечно, им это не удалось, потому что каждая всегда точно знала, о чем думает другая.
К сорока двум годам они все еще жили вместе с миссис Ромей в их большом доме в Голливуде.
Она умерла от неожиданного кровоизлияния в мозг, и в коробке под ее кроватью они нашли сто тысяч долларов, но каждая купюра была разорвана пополам. Там же лежала записка:
«Мои дорогие Мей и Джой, никогда не забывайте, что ваше богатство – в вашем единстве. С любовью, мама».
Им понадобилось несколько месяцев, чтобы рассортировать и склеить все купюры, а потом они положили их на свой общий банковский счет.
В тот день близнецы появились в моем кабинете в свободных линялых домашних платьях, полуботинках, в чулках гармошкой. Обе с черными прямоугольными сумочками, обе без косметики, их прически поддерживались сеточками.
Самое удивительное в них было то, как они разговаривали. Мей и Джой буквально плевались словами, как будто жевали какое-то дерьмо и никак не могли выплюнуть.
– Ах-ты-сука. Я-знаю-ты-разговаривала-с-тем-мужиком-по-телефону-пока-я-стирала! Что-же-черт- побери-ты-опять-делаешь-Мей-опять-хочешь-меня-убить? Гадина!
– Ну-и-что-из-того-что-я-с-ним-разговаривала-что? Не-суйся-хоть-пару-минут-не-в-свое-дело-черт- возьми!
Дело в том, что однажды Мей заметила рядом еще одного человека. Это был мужчина. Он нарушил равновесие, и теперь Джой была в ужасе, а Мей затаилась, как сбежавший преступник.
– Я хочу предложить вам новый план, – сказала я. Уже шесть месяцев я лечила их обеих.
– Начиная со следующей недели, я бы хотела разделить каждый сеанс на три части по пятнадцать минут каждая. Я хочу провести с каждой из вас по пятнадцать минут, а последние пятнадцать минут пронести вместе.
Мей-Джой запаниковали. В течение получаса они выплевывали мне в лицо слова и называли меня «сукой-интриганкой».
– Разве-вы-не-знаете-что-нас-нельзя-разлучать? М ы-ничего-не-можем-сказать-без-ведома-друг- друга-так-какой-же-во-всем-этом-смысл? Вы-просто-хотите-иас-помучить-как-и-всех-остальных?
Они все говорили и говорили.
– Только-пять-минут, – сказали они. – Только-пять-минут, – словно эхо, повторила опять каждая.
Я улыбнулась. Я выиграла это сражение.
Сестры с сеточками на голове шаркающей походкой прошествовали из моего кабинета, и я в знак своей победы взмахнула рукой. В этом море безумия даже крошечный шажок – триумф.
Когда в тот день вечером я вышла на улицу, чтобы пообедать, я увидела в пункте проката видеокассет рядом с моим офисом Ника. Заметив меня, он помахал мне рукой, и я помахала в ответ. Мне стало интересно, какие фильмы он возьмет.
Я спешила на встречу с Кевином Атли, главным психологом клиники. Он просил помочь в организации программы для больных с расстройством пищеварения. Он был женатым, серьезным и порядочным человеком, мы часто консультировали друг друга по наиболее сложным случаям.
Отпив немного вина, я сказала:
– Тебе придется вложить деньги в видеоаппаратуру.
Я просто не могу выразить словами, насколько важно для пациента сломить его извращенное представление о себе.
Его беспокоила финансовая сторона. Он спросил, сколько будет стоить видеозал.
Я сказала:
– В видеозаписи девушка воспринимает свой образ совсем не так, как в зеркале. Ты знаешь, как мы смотрим на себя в зеркале? В каком ракурсе, с каким выражением лица? Видеозапись разрушает эту связь с зеркалом. И девушки часто бывают потрясены, когда видят себя такими, какими мы воспринимаем их.
Мы съели салат и паштет, потом выпили несколько чашек кофе и все обсуждали и обсуждали. Я пришла домой только в десять. Когда я вставила ключ в замочную скважину, то услышала, как принюхивается Франк. И как только я открыла дверь, он бросился на меня. Я упала на пол и начала с ним бороться, почесывая при этом ему животик и подергивая за уши.
– Бедная голодная деточка!
– Рру-у-у! – прорычал он и бросился от меня на кухню. Хотя у него был всегда в миске сухой корм, он предпочитал консервы. Он беспокойно топтался и царапал линолеум когтями, пока я не поставила перед ним «Мясо с сыром». Самым важным для Франка была еда.
Не раздеваясь, я посмотрела на себя в зеркало в полный рост. Разве похоже, что мне надо с кем-то трахнуться? В последние четыре месяца, с тех пор, как мы с Палленом порвали наши отношения, я ни с кем регулярно не встречалась. Но ведь не написано же это у меня на лбу!
Может, все дело в одежде? Может, это складки на юбке придают мне такой чопорный вид? Я повернулась боком, чтобы рассмотреть ее в другом ракурсе. Юбка, определенно, была слишком длинна. А может, одежда тут ни при чем? Может, он просто имел способность чувствовать.
Опять я ощутила, что мне не хватает Паллена, но решила не встречаться с ним. Я отвернулась от зеркала и разделась. Может быть, встретиться с тем психологом, который мне названивает? Или с адвокатом, с которым у меня были дела на прошлой неделе?
В надежде разыскать свою ручку я облазила весь дом, но безуспешно. Потом я решила, что она в конце концов найдется, и выбросила это из головы.
