возмущение, клятвы и даже слезы не стоят ничего.
– Святой отец, отпущенное Бенеро время истекло.
– Хорошо. Хоньо Бенеро, вы вспомнили тех, кто является вашими личными врагами?
– У меня нет личных врагов, – решительно объявил суадит, – те, кто дал на меня показания, сделали это не из мести, а из выгоды. Они показали бы на любого.
– Кого вы имеете в виду? – сухо уточнил Хайме. Похоже, он влип в одно из тех дел, что длятся годами и неизвестно почему стягивают к себе несопоставимые со своей значимостью силы.
– Последователей того, кто мечтал о сребрениках и получил их. Таковых слишком много, чтобы знать их всех, но первого звали Иуда.
–
– Вас преследуют поклоняющиеся Иуде? – Мозги у Коломбо оставались птичьими, но спросить проще, чем не спросить, а потом объясняться.
– Я не знаю таких. – На лице врача проступило нечто похожее на удивление. Раньше Хайме тоже бы удивился.
– Мы вернемся к этому вопросу позже, – увильнул инкверент, утыкаясь в уже знакомые бумаги. Маркиз де Мадругана дожил до восьмидесяти девяти лет и умер своей смертью. Состояние у старика было немалое, соответственно, и завещание вышло длинней осенней ночи. Бенеро упоминался ближе к концу под суадитским именем. Сведений о том, что врач когда-либо крестился, не имелось, следовательно, обвинения в ереси отпадают, равно как и обязательная присяга. Необращенный не может клясться на Распятии «преследовать, раскрывать, разоблачать, способствовать аресту и доставке в Святую Импарцию всех, о которых я знаю или думаю, что они скрылись и проповедуют ересь».
– Хоньо Бенеро, вы скармливали собакам по субботам человеческое мясо? – Спрашивать так уж спрашивать! – Среди ваших книг есть запрещенные Церковью?
– Я кормлю собак мясными обрезками с рынка во все дни недели, – как ни в чем не бывало ответил Бенеро, – и я не знаю, какие книги запретила мундиалитская Церковь. Я суадит.
– Где вы отправляете свои обряды?
– Я их не отправляю.
– Но вы суадит?
– Да.
Что ж, спешить некуда…
– Почему вы приобрели дом в христианском квартале?
– Мне он понравился.
– Вы встречаетесь с другими суадитами?
– Если им требуется моя помощь.
А вот это умно! Если Ривера отыщет зелья, Бенеро скажет, что они не предназначались для христиан.
– Как давно и где вы исполняли суадитские обряды?
– Это имеет значение? – слегка удивился суадит, живущий в доме, купленном на завещанные христианином реалы.
– Отвечайте.
– В Гомейсе, перед тем как поступить на службу к маркизу де Мадругана.
– Вас изгнала община?
– Я суадит.
– Почему вы покинули Гомейсу?
– Я отправился в путешествие.
– Почему вас взял к себе маркиз де Мадругана?
– Он счел меня хорошим врачом.
– Вы говорили с ним о вашей вере?
– Нет.
– Как вы с ним познакомились?
– На постоялом дворе. Я оказывал помощь конюху. Ему разбила голову лошадь.
Мадругана мог позволить себе и не такое. Уж не в старом ли греховоднике причина интереса к Бенеро? Врач мог знать то, что не знал никто, а мог не только знать. Богатства маркиза наводили на мысль о философском камне, а долголетие – об эликсире если не бессмертия, то здоровья.
– Отчего умер де Мадругана? Почему вы остались в Доньидо? Есть ли у вас родственники? Сколько у вас собак, книг, рукописей, ковров? Кто вас посещает? Кого посещаете вы? Символом чего является эта ветка?
Вопросы, вопросы, вопросы… Десятки вопросов, чтобы сбить с толку, запутать, поймать на противоречиях. Невиновные бывают, те, кого нельзя обвинить, – нет. Простая мысль, но Хайме пришел к
