– Что-нибудь пропало?
Пропало? Что могло пропасть, если ворота были заперты изнутри, если все спали… Капитанша вновь уставилась на разоренную постель – отброшенное одеяло, рубашка, колпак, туфли… Одеяло, рубашка, колпак… Женщина метнулась в гардеробную. Ни плаща, ни ботфорт, ни мундира! Шпага тоже исчезла. Выходит, все-таки удрал?!
– Сударыня, мы нашли их…
– И Арнольда?
– Нет, господин капитан пропал, но остальные в подвале. Сударыня, мне очень неприятно, но ваши слуги сошли с ума. Все. Им кажется, что они крысы и за ними идет охота. Отец Максимилиан сейчас придет, но я бы не советовал вам с детьми оставаться в этом доме, тем более на ночь. Вы можете вернуться к вашей матушке?
– Конечно.
Куда унесло Арнольда? Может, он просто почуял неладное и удрал? В Лаик? В ближайший кабак? К какой-нибудь красотке? Да куда угодно, лишь бы жив был! В изголовье кровати Арнольд соорудил тайничок с золотом, он думал, что жена ни о чем не догадывается, а она знала. Если супруг ударился в бега, он взял деньги с собой. А если нет, что ж, они пригодятся ей и девочкам. Или лучше ничего из этого дома не брать?
Луиза перевернула подушки – они были тяжелыми и холодными, словно целую зиму пролежали в запертом, нетопленном доме. Заветный мешочек оказался на месте. Впрочем, она так и думала. Раздались шаркающие шаги – появился священник, старый, грузный, перепуганный. Он никогда не видел ничего подобного.
– Святой отец, – Луиза всегда знала цену деньгам, но лучше потерять деньги, чем голову и душу, – это сбережения моего мужа, прошу принять их на богоугодные дела.
Если понадобится, она будет есть хлеб с водой, но из этого дома она и дети не возьмут ничего. Ничего!
1
Енниоль не обманул, в условленном месте Робера ждали. Гоган-переводчик, двое знатных кагетов – один высокий, веселый и толстый, другой маленький и лысый. Был и почетный эскорт – два десятка седых черноусых красавцев в черном, к седлам которых, несмотря на жару, были приторочены плащи из шкур горных барсов. Робер Эпинэ с некоторой оторопью рассматривал бесстрастные лица, которые показались бы прекрасными, если б не хищно вырезанные ноздри и надменное выражение.
Разумеется, Иноходец знал, что личную гвардию кагетского короля, или, как говорили кагеты, казара, составляют бириссцы, но одно дело галопом прочитать записки нескольких путешественников и совсем другое ехать сквозь строй немигающих темных глаз. Бириссцы презирали всех, даже короля, которому служили. Это был странный народ, издавна повелевавший Саграннскими горами и, к счастью, слишком малочисленный, чтобы двинуться в великий поход.
Побывавший в Кагете монах писал, что бириссцы во многом напоминают морисков, но обитатели Багряных земель готовы уважать чужое мужество и способны признать первенство чужака, если тот докажет его с мечом в руке. Бириссцы считали себя потомками Бога-Барса, и не было заслуги или подвига, которые в их глазах вознесли б равнинного человека до их горной высоты. Эпинэ ехал на встречу с казаром Адгемаром-ло-Вардгевазом и не собирался мериться удалью с его гвардейцами, и все равно чувствовать себя лошадью среди громадных кошек было неуютно.
Иноходец осадил Шада, ожидая, когда с ним заговорят. Высокий прогавкал что-то приветственное и дружелюбное, маленький разулыбался – меж огромных усов сверкнули белоснежные зубы. Кагеты, как и бириссцы, не носили бород, только усы. Сидевший на гнедом муле гоган учтиво поклонился и начал:
– Кагета рада приветствовать блистательного…
– Блистательного? – переспросил Иноходец. – Здесь чужих называют так же, как правнуки Кабиоховы?
– Блистательный простит толмача. Казарон Виссиф сказал, что Кагета цветет при виде гостя.
– Ответьте им, что я тоже цвету при их виде, – заверил Робер. – Только, умоляю, не называйте меня блистательным. Я – Робер, Робер Эпинэ. Кстати, сообщите это хозяевам.
Переводчик довольно долго лаял, переводя взгляд с одного казарона на второго. Ну и язычок, рехнуться можно, уж на что мориски и гоганы странно говорят, но там хоть отдельные слова можно уловить. Робера ужасно злило, что приходится зависеть от переводчика. Не то, чтоб он не верил соплеменнику Енниоля и Мэллит, напротив – дети Гоха казались Иноходцу правдивей и честней того же Хогберда или Клемента, но перевод есть перевод. К тому же без толмача он будет глух и нем.
– Казарон желает процветания твоему дому и многих лет твоим отцу и матери, – перевел гоган.
Отцу? Отец шестой год в могиле, а мать по сути в тюрьме. Именно поэтому он и оказался здесь.
– Мне тяжело говорить, не зная вашего имени.
– Моего? – толмач казался удивленным.
– Да. – Эпинэ потрепал Шада по шее. У кагетов неплохие кони, но с морисками им все равно не сравниться.
– Имя мне Каллиоль сын Жмаоля.
– Каллиоль, прошу вас, скажите им то, что положено в таких случаях.
– Все уже сказано. Вам следует ехать во главе отряда между казаронами. Первого зовут Виссиф-ло-
