– Вы… С Ее Величеством что-то случится?
– Сейчас Дорак и Манрик из глупости Иорама и легковерия Килеана лепят заговор. Если у них получится, королева обречена, да и мы, правду сказать, тоже. Назначение младшего Манрика капитаном личной королевской охраны – дурной знак. У этой семьи, Дикон, чести нет. Даже такой, как у Алва.
Ричард только и мог, что спросить, где Лионель. Из того, что рассказал Штанцлер, юноша понял одно: Рокэ нашел письма, из-за которых Катари грозит опасность. Все остальное спуталось в какой-то разноцветный бесформенный ком.
– Лионель теперь комендант Олларии, – с горечью сказал кансилльер, – вместо Килеана.
Ричард с недоумением посмотрел на эра Августа. Килеан, что бы про него ни говорили, послушавшись Авнира, поступил глупо. Из-за него погибло много людей, Лионель такой ошибки не допустит.
– Эр Август, Лионель Савиньяк – честный человек. – Ричард осекся и из вежливости добавил: – Мне жаль графа Килеана, но он оказался плохим комендантом. Лионель не станет слушаться даже Дорака. Разве это плохо?
– Для Олларии хорошо, для Катарины Ариго – плохо, и очень. Дикон, я бы отдал год жизни, да что там, пять лет, чтобы узнать, кто подбросил эти письма в особняк Ги. Нет сомнения, все остальное тоже его работа. И смерть детей, и обман Авнира и Килеана, и погромы. Есть старое правило – ищи того, кому преступление выгодно, а случившееся выгодно лишь одному человеку. Но это слишком чудовищно даже для него.
– Эр Август, я не понимаю… Письма нашли случайно. Туда бы никто, кроме монсеньора, не влез…
– Ричард, я тебе расскажу о своих подозрениях, только если они станут уверенностью.
– Эр Август, – попробовал зайти с другого конца Ричард, – поговорите с монсеньором, он вам поможет. Ведь это он всех спас!
– Возможно, – кансилльер вздохнул и отвернулся к окну, – хотя то, что он творил, чудовищно.
– Но… Разве можно было иначе?
– Можно, но для Алвы чужая жизнь дешевле пистолетной пули. Своя, впрочем, тоже. Зачем разбирать, кто прав, кто виноват? Страх очень сильное оружие, вот Ворон им и пользуется. Он и впрямь служит Талигу, Ричард, но Талигу Олларов. Мы, Люди Чести, для него – враги, которых он, не задумываясь, смахнет с дороги. Правда, у тебя шанс есть. Если ты останешься с Вороном, в конце концов станешь маршалом. И тогда Рокэ Алва наконец победит Эгмонта Окделла.
Ричард вздрогнул и уставился на Штанцлера. Тот несколько раз глубоко вздохнул, видимо унимая сердечную боль. Как же плохо он выглядит!
– Дикон, – Штанцлер уже справился с собой, – меня пугает, что ты восхищаешься своим эром.
– Эр Август… Монсеньор – хороший человек, просто так получилось… Неужели нельзя забыть? Он выиграл войну, хотя вы говорили, что он проиграет… Вы же сами его поздравляли. И он остановил бунт. Если б не эр Рокэ… Даже преподобный Оноре говорил, что Рокэ – щит Талига!
– Сейчас Ворон меня волнует меньше всего, – махнул рукой Штанцлер.
– Что-нибудь случилось?
– Ты не понимаешь?
Юноше ужасно захотелось оказаться в другом месте, и именно поэтому он вскинул голову и бросил:
– Нет, не понимаю. Эр Август, что вы хотите сказать?
– Только то, что ты все меньше оглядываешься на отца. Ты смотришь на своего эра и хочешь стать таким же, как он. Зло привлекательно, Дик, особенно если оно красиво, а Рокэ Алва не просто красив – он прекрасен.
– Эр Август! Неужели вы поверили Эстебану?!
– Разумеется, нет. Ты, к счастью, слеплен из другого теста, чем несчастный Придд, а что до молодого Колиньяра, не буду лукавить. Убив этого выродка, Алва оказал Талигойе немалую услугу. Он избавил наших детей и внуков от второго Ворона, который бы поражал их воображение и заставлял себе подражать.
Можешь ничего не говорить, только не лги! Ты ведь хочешь стать таким, как маршал? Непобедимым, злым, неотразимым, чтобы в спину злословили, а в глаза улыбались. Ты хочешь научиться убивать одним ударом в горло и при этом смеяться. Ты стыдишься, что тебе становится плохо при виде крови, что ты не можешь одним словом довести человека до самоубийства, не умеешь играть чу-жой любовью и ненавистью.
Раньше ты думал о возрождении Талигойи, реставрации Раканов, мести за отца, а сейчас ты часто вспоминаешь об этом? И еще ты стал привыкать к безнаказанности.
– Что?
– Дикон, Рокэ Алва совершенно ясно дал понять: тот, кто тронет его оруженосца, будет иметь дело с ним. Ты перестал быть Ричардом Окделлом – сыном Эгмонта Окделла, Повелителем Скал и надеждой Людей Чести. Ты стал оруженосцем Рокэ Алвы. Рокэ Алва отдаст твои долги своим золотом и прикончит твоих обидчиков своей шпагой. Ты ездишь на его морисках, носишь его кольца, напиваешься вместе с Вороном и его приятелями, именно приятелями, потому что друзей у этого человека нет и быть не может. Да, оруженосец обязан носить цвета своего эра, но ты можешь не брать ничего, кроме положенного по закону!
– Я… Маршал не хочет, чтобы я выглядел провинциалом…
– Рокэ Алва умнее, чем я думал, – вздохнул кансилльер. – Он обыграл и меня, и твоего отца, и Катарину Ариго.
– Кат… Ее Величество весьма ценит монсеньора.
– Ты очень правильно сказал, Дикон. Ее Величество королева весьма ценит Первого маршала, но Катарина Ариго боится Рокэ Алву.
