– Где Цилла? – Она говорит не о том, дохлый мерзавец прав, если кто их и может спасти, это нечистая сила. – Где Цилла, я тебя спрашиваю!
– Цилла? Кто такая Цилла? – Тухлые глаза обдавали сырым, нечистым холодом. – Есть молодая королева… Введи меня в дом и спасешься…
Он врет, врет, врет!!! Его нельзя пускать.
– Герард! Он здесь…
– Он? У меня есть имя, смертный! Два имени. Вечное и старое… Назови старое и сможешь спастись.
Холодно… Как холодно и грязно! Словно осенью… Он их уведет? Чтоб они стали такими, как он?
– Я не смертный, я – человек, – выкрикнул показавшийся в проеме окна Герард, – а ты – тварь! Дохлятина! Убирайся, откуда пришел. Мы тебя не звали…
– Я призван, – так Арнольд никогда не говорил… Он ругался, юлил, выклянчивал, бахвалился, но не вещал, как перепивший клирик, – я слышу зов и иду. Я спутник великих, я вечен, вечен, вечен… А вы – смертны. Если вы встретите солнце, вас не станет… Ничтожества, тени, тлен…
– Лучше быть тенью, чем дохлятиной, – в руке сына сверкнул нож. Нож для выходца ничто, а вот тронувший нежить…
Луиза оттолкнула сына:
– Уходи! И Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько б их ни было.
Арамона расхохотался, открыв бескровную пасть. Язык у него был синим, а зубы странно белыми, а не грязно-желтыми, как при жизни.
– Она ждет до рассвета, и я жду вместе с Ней. Она уйдет, а вы останетесь… Вас ждет огонь, много огня… Подумай, смертная…
– Пусть Четыре Волны унесут зло, сколько бы его ни было, – выкрикнул Герард.
– Пусть Четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько бы их ни было, – подхватила Луиза, боясь признаться, что хочет уступить. Сбежать из обреченного дома, спасти детей… Цена не важна, главное – вырваться. Вырваться и стать такой, как Арнольд?
– Пусть Четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько бы их ни было, – закончил Герард, но капитан Лаик не истаял.
Конечно, их же всего двое, у них нет ни свечей, ни осоки, ни рябиновых веток. Они сами вышли к нему из защищенного дома.
– Мама, вы долго?
Жюль! Проклятый Арамона! Из-за него ей не удастся спасти никого.
Луиза с ненавистью подняла глаза на вернувшуюся тварь. Ее нигде не было, только на тщательно отштукатуренной трубе виднелось гадкое полукруглое пятно.
– Дура! Кривоногая дура. – Писклявый голос Циллы она узнала б из тысячи. – На рассвете ты сдохнешь!
– Что? – Герард лихорадочно оглядывался, значит, тоже слышал. – Ты где?
– Мы еще ждем… Еще ждем…
– Дура!..
– Что тут было? – Жюль добрался до окошка и хлопал глазами, как перепуганный совенок.
– Ничего. Вам с Герардом пора.
– Мама…
– Герард! Вы и так задержались.
Сын больше не спорил, просто повернулся к брату:
– Иди за мной, только тихо!
– Эй, вы там! Шлюхино отродье! Еретики! Только попробуйте сунуться на мою крышу!
Сосед, чтоб его! И тоже в ссоре с матерью. Святая Октавия, но почему все так! За что?! Мать – дура, Арамона стал незнамо чем, но дети-то в чем виноваты?
5
Рокэ Алва стоял у фонтана и внимательно разглядывал особняк Ариго. Из горящего дома не раздавалось ни криков ужаса, ни призывов о помощи. Нижние, отделанные мрамором залы огонь пока щадил, но лестницы, ведущие наверх, горели – лигисты их подожгли, чтобы отрезать укрывшимся наверху путь к отступлению. Но теперь-то домочадцы Ариго должны понять, что пришла помощь! С помощью веревок спуститься вниз очень просто, но окна оставались наглухо закрытыми.
– Монсеньор! – Анселу явно было не по себе. – Что дальше?
– Дальше? – герцог снял перевязь и сунул в руки ошалевшему полковнику. – Дальше вы будете ждать меня. И не вздумайте отпускать наших праведников.
Герцог сбросил мундир на бортик бассейна и спрыгнул вниз. Вода достигла ему до середины бедер, Рокэ спокойно подошел к изрыгающему мощную струю леопарду и подставил под сверкающий поток голову и плечи. Дик поймал взгляд полковника, в котором явно читалось, что Первый маршал Талига сошел с ума. Дик в этом отнюдь не был уверен – все, что делал эр, всегда имело смысл.
Вымокнув до нитки, Рокэ ловко выбрался из фонтана, невозмутимо принял у Ансела перевязь и, на ходу
