же течет время. Что ж, сейчас им вновь предстоит сражаться плечом к плечу, но если тогда в их руках были лишь собственные шпаги, сейчас им доверены тысячи чужих жизней…
Эгвант обнажил шпагу и прижался спиной к шероховатому холодному камню. За плечом ветерана шумно дышали кардинал и те воины и клирики, что нашли в себе силы не броситься с кручи, увидев приближающийся к ним кошмар. К счастью для него, Эгвант был человеком не очень впечатлительным и воином до мозга костей, а потому, увидев вырвавшихся из леса белобрысых бестий размером с хорошего теленка, не застыл от ужаса и не завопил, а, схватив за руку остолбеневшего Максимилиана, потащил Его Высокопреосвященство к лесу. Несколько человек посмекалистей, или, наоборот, потрусливее, бросились за ними, и им удалось выскочить из стремительно сужающегося кольца чудовищ. К несчастью, единственный путь к отступлению уводил их в сторону от спасительной реки.
Достигнув опушки, Эгвант не удержался и оглянулся. Так и есть, загадка Соснового холма была разгадана, только вот сумеют ли уцелеть разгадавшие ее. Несколько десятков белых тварей молча прижимали оцепеневших от ужаса людей к краю обрыва, а те отступали, бестолково, по-овечьи налетая друг на друга. Спасшиеся с ужасом наблюдали, как их товарищи безропотно пятятся к пропасти. Досматривать неизбежный конец Эгвант не стал и другим не позволил, властно погнав свой небольшой отряд вниз. Они как могли быстро спускались с холма, то оскользаясь по подтаявшему льду, то увязая в раскисшей земле или проваливаясь по колено в наполненные ледяной водой колдобины. И вот, когда Эгванту уже казалось, что они ушли, в спину повеяло цепенящим, парализующим ужасом. Захотелось упасть на землю, закрыть голову руками и лежать, пока судьба не настигнет и не произойдет то, что неминуемо должно произойти.
Но Эгвант не поддавался сам и не позволял этого другим. Волоча за собой Его Высокопреосвященство и подбадривая людей словами, весьма странными в устах будущего аббата, он гнал их вперед, чувствуя каждой жилкой приближение погони. Без сомнения, белые твари могли бы настичь их в два счета, но тем, видимо, нравилась охота как таковая. Их пьянил ужас жертв, и хотелось растянуть удовольствие.
Свора шла по следам беглецов, торжествующе завывая, но приближалась медленно, словно соизмеряя свой бег с шагом измученных людей. Наконец Эгвант понял, что силы и Максимилиана, и прочих его спутников на исходе. Мелькнула предательская мыслишка – бросить их к Проклятому и, пока свора расправляется с добычей, попробовать уйти. Но Эгвант слишком долго носил шпагу и спал на земле бок о бок с товарищами, которых ему не раз приходилось закрывать собой и которые точно так же прикрывали его, чтоб решиться на подобное предательство. Настоящий воин не оставляет своих, иначе он недостоин носить оружие и называться мужчиной. Эта премудрость пронизывала все существо ветерана, к тому же он понимал, что, пробуя удрать, он лишь затянет агонию, превратившись к тому же в жалкое, презираемое даже самим собой создание.
Тогда Эгвант вынул шпагу и вышел вперед, намереваясь защищать остальных. Кто-то из его спутников поступил так же – воин почувствовал, что спину ему прикрывают, но оборачиваться не стал. Не оглянулся он и на треск в кустах – кто-то, видимо, все же попытался уйти. Ну и пес с ним. Эгвант смотрел только вперед, в ту сторону, с которой должна была прийти смерть. И она пришла. Кусты на той стороне прогалины словно бы расступились, и свора во всей своей красе высыпала на поляну. Собаки шли неспешной рысцой, опустив морды к самой земле. Когда между ними и жертвами осталось расстояние в два лошадиных прыжка, твари, как по команде, сели и, подняв узкие морды, издали торжествующий вой.
Эгвант слышал, как кто-то – не кардинал! – начал судорожно молиться, путая и пропуская слова. Воин еще сильнее сжал эфес, понимая, что против эдакой нечисти его оружие то же, что пучок соломы против разъяренного быка. Белые твари, однако, не нападали, и это становилось странным. Эгвант мог поклясться, что их настроение переменилось, в нем чувствовалась какая-то растерянность. Они вновь завыли, но вой этот теперь выражал недоумение и скрытую обиду, и тут на поляну вышла женщина. Она появилась сзади, из-за спин сгрудившихся в кучку людей, так что лица ее было не рассмотреть при всем желании. Эгвант только заметил, что для женщины она достаточно высока и закутана в странный плащ какого-то неуловимого цвета. Капюшон был откинут, и на солнце блестели разметавшиеся по плечам волосы, отливающие всеми оттенками от серебристо-пепельного до золотисто-рыжего. Рядом с женщиной, как пришитая, шла огромная рысь. Странная парочка оказалась между Эгвантом и вожаком своры и остановилась в шаге от оскаленной белой морды. Незнакомка протянула вперед руку, в которой что-то блеснуло. Вожак заскулил, как обычный пес, и попятился, вслед за ним, точно повторяя его движения, отступили и остальные псы. Женщина с рысью сделала шаг вперед, и все повторилось.
Застывшие у древних камней люди с удивлением и вскипавшим восторгом наблюдали, как их страшные преследователи, скуля, пятились к чаще, из которой они и появились. Спасительница медленно шла вперед, и за ней неотступно следовал ее зверь. Кто-то за плечом Эгванта прошептал благодарственную молитву святой Циале, кто-то, очевидно эландец, помянул Великих Братьев. Воин услышал, как перевел дух Максимилиан, и наконец понял, что они спасены. Светловолосая женщина между тем почти вытеснила свору с прогалины. Когда хвосты псов поравнялись с первыми кустами, те резко повернулись и исчезли в зарослях. Женщина же положила руку на холку своему четвероногому спутнику и медленно пошла к людям.
Эгвант увидел, что она молода и недурна собой, хоть и не походит ни на сказочную Лесную Деву, ни на святую Циалу. Собственно говоря, если б не волосы и странная одежда, она ничем бы не отличалась от сотен других. Или все-таки отличалась? Было в широко раскрытых серых глазах нечто неуловимое, что навсегда застревало в памяти. Воин с трудом представлял, что теперь надлежит делать и говорить, но Максимилиан, к счастью, все взял в свои руки. Выйдя из-за спины Эгванта и остановив того величественным жестом, кардинал приблизился к спасительнице, правда таким образом, чтобы оказаться подальше от рыси, и хорошо поставленным проникновенным голосом произнес:
– Благодарю тебя, дочь моя.
– Не стоит благодарности, святой отец, – она опустила глаза и сразу же превратилась в обычную эландскую ноблеску, – я не смогла бы вам ничем помочь, если б не одна вещь, подаренная мне другом. Осмелюсь спросить, Ваше Высокопреосвященство, далеко ли до Идаконы.
– Четыре дня конного пути, дочь моя. Но как могло случиться, что столь молодая женщина, безусловно хорошего рода, оказалась одна в лесах Северной Арции? Вам не следует нас опасаться, – добавил Максимилиан, видя, что она молчит, и Эгвант про себя усмехнулся – вряд ли женщина, владеющая талисманом такой силы, может их бояться, тем более после того, как видела их в минуту страха и слабости, – я Максимилиан, кардинал Эландский и Таянский, а это моя свита.
И тут женщина гордо вскинула золотую голову и, глядя в глаза Его Высокопреосвященству, отчеканила:
– Я Мария-Герика Ямбора, урожденная Годойя, вдовствующая королева Таяны. И я иду к Рене Аррою.
Гнедой, конечно, уступал Топазу и в скорости, и в неутомимости, но все равно был очень и очень неплох. Истосковавшийся по езде Рамиэрль, несмотря на постигшую его поход неудачу, прямо-таки наслаждался могучим плавным ходом своего временного пленника. Серый следовал за товарищем. Над
