грохот прибоя не мог заглушить тревоги в сердцах людей, почитаемых самыми отважными в Эланде, а значит, и во всей Тарре.
– Я не знаю, что мне делать, Эрик, – Рене Аррой не жаловался и не просил совета, он просто говорил все как есть. Говорил не столько собеседнику, сколько себе самому.
– По тебе этого не скажешь, – старый маринер с сомнением покачал головой, – я не могу тебе не верить, но все твои приказы и распоряжения кажутся очень толковыми…
– Вот именно что кажутся, – Рене ухмыльнулся уголками рта, – этого я и добивался. Люди уверены, что все в порядке, все делают именно то, что нужно, и мы обязательно победим в приближающейся войне. Мы укрепляем берег Адены, учим моряков драться на земле, выставляем дозоры. Вроде бы все правильно, но я-то знаю, что это бессмысленно.
– Вот как? – Эрик внимательно вгляделся в лицо бывшего своего ученика, а ныне герцога и почти короля. – А мне помнится, ты сумел управиться с такой нечистью, о существовании которой мы раньше не догадывались. Ты ведь боишься, что в этой войне главным оружием будет магия, не так ли?
– Разумеется, боюсь, – Аррой не скрывал своего раздражения, – что значит шпага, даже самая лучшая, против заклятий?!
– Ты забываешь о том, что твоя шпага способна творить чудеса и без всякой магии. А потом, если магия столь уж всемогуща, тебя уже не должно быть на свете. Нет, мужество бойцов и выучка нужны по- прежнему…
– На это и надеюсь, – Рене привычным жестом отбросил со лба прядь волос. Несмотря на стремительно вступающую в свои права зиму, он упрямо ходил с непокрытой головой, подавая не самый лучший пример молодым воинам, особенно из числа таянцев, привыкших к более мягкому климату. – Но все равно мы должны придумать что-то еще… Успокойся, Эрик, я вовсе не считаю наше положение безнадежным, просто магии, с которой мы должны столкнуться, нужно что-то противопоставить, а я пока не знаю что. Не молитвы же Максимилиана. Оно, конечно, тоже не мешает – внушает некоторым веру в победу, а человек уверенный в себе намного сильнее. Но я видел то, что сотворило одно-единственное чудовище с сильным воином в Ласковой Пуще. Я каждый день захожу к Шани, которому не в силах помочь лучшие медикусы, и понимаю, что радоваться-то нечему. Да еще сны эти, – Рене покачал головой, – раньше они мне снились раз или два в год и всегда были связаны с какой-то бедой, а теперь через ночь одно и то же.
– И что же тебе снится? – участливо поинтересовался старый Эрик.
– Какой-то бред. Будто я ранен, умираю и надо мной пролетают какие-то птицы. А я никак не могу их сосчитать… И на этом все кончается… Хотя нет. Теперь снится что-то еще, что-то ускользающее.
– Мне кажется, ты должен вспомнить, – задумчиво сказал старый маринер. – От сна отмахиваться нельзя.
– Твоими бы устами, – отозвался Рене, – но все плывет, я ничего не могу вспомнить…
– А ты подумай. Может быть, в твоем сне кто-то появляется? Враг? Друг? Кто-то тебя добивает? Спасает? Ты что-то слышишь? Видишь? Смех? Слезы? Проклятия? Может быть, ты в конце понимаешь, сколько их, этих птиц?
– Пожалуй… – Рене наморщил лоб, – нет, не помню… Хотя… По-моему… Да, – он почти закричал, – по- моему, я вижу какую-то женщину… И еще что-то, связанное с мечом, – Аррой сосредоточенно уставился в одну точку, пытаясь ухватить ускользающий, расплывчатый образ. Эрик ему не мешал. Ледяной ветер трепал волосы, бросал в лица пригоршни колючих брызг…
Молчание грозило затянуться. Внезапно Рене толкнул Эрика с такой силой, что тот упал и отпрыгнул в сторону, одновременно выхватывая шпагу. Что-то мелькнуло в воздухе и навеки кануло в беснующиеся волны, а Рене уже мчался по берегу длинными легкими прыжками, присущими скорее не моряку, а охотнику-горцу. Добыча далеко не ушла. Низенький кудрявый человечек в неприметной темно-синей одежде собрался, видимо, отсидеться среди скал. Не удалось. Убийца не сопротивлялся – метнуть из укрытия нож он мог, но сойтись в открытой схватке с лучшей шпагой Арции ему было не по силам.
Не стал он и отпираться, охотно признавшись, что принадлежит к почтенному сословию портовых воров Гверганды, где известен своей меткостью. Убить герцога ему поручил некий арцийский купец, проведавший о некоторых его грешках, посуливший много золота и до смерти запугавший. Бедняга, дрожа, рассказывал, как на мгновение потерял способность двигаться, а потом его тело отказалось выполнять приказания обезумевшего мозга и стало непристойно выплясывать под прихлопыванья арцийца. Выбирая между более чем вероятной казнью и этим кошмаром, воришка согласился.
Рене смотрел на беднягу с жалостью. Вот что, значит, должно было произойти с Шани, будь у графа воля послабее. А вдруг за прошедшие месяцы Михай усовершенствовал свое умение? Хотя вряд ли. Будь так, он не искал бы убийц, а заставил бы его самого броситься в море или же выпить яд.
– Как тебя зовут? – Рене спросил просто, чтоб чего-то спросить.
– Ангей, – с готовностью ответил человечек.
– Ты сможешь узнать этого арцийца?
В глазах Ангея заметался животный ужас, и бедняга бухнулся на колени, проявив страстное желание облобызать мокрые герцогские сапоги. Рене брезгливо отпрянул.
– О не!!! Не, ясновельможный принц! Убейте меня, продайте атэвам, но я не сможу его больше видеть! Лучше повесьте!
– Повесить я тебя всегда успею, – отмахнулся герцог, – уведите!
Подбежавшая когда все уже кончилось охрана с излишним усердием подхватила незадачливого убийцу под руки.
– Да не бейте, – вдогонку приказал герцог. – Он не хотел меня убивать… Заприте где-нибудь и пришлите к нему клирика потолковей.
Проводив глазами жалкую фигурку, обмякшую в железных руках дюжих воинов, Рене как ни в чем не бывало обернулся к Эрику:
– Похоже, ты был прав. Магия не всесильна. И тем не менее они добрались до Эланда. Хотя, правду сказать, мы платим им той же монетой. Парочка моих сейчас в Таяне. Надеюсь, им повезет больше, чем этому бедняге.
