– Разумно, – согласился Удо Борн, – если не хочешь убивать волчонка, прогони его со двора в лес. Мы тут только зубами клацать можем…
Они могут больше, но об этом потом. Сначала надо добраться до Гальтары.
– Сплетничаете? – засмеялся Альдо Ракан, вклиниваясь между Ричардом и старшим Борном. – И о чем же?
– О бастардах ее величества, – живо откликнулся Удо.
– Я не стану мстить детям, – твердо сказал Альдо, – в достойном доме они вырастут настоящими талигойцами. В них течет старая кровь, а ее осталось гораздо меньше, чем хотелось бы.
Ричард склонился к гриве Соны, чтобы справиться с охватившим его ликованием. Альдо Ракан будет великим королем. Пусть принц не очень сильный фехтовальщик, у него ум и сердце истинного повелителя, а благородством и мужеством он превзойдет даже Алана Святого. Альдо Ракан возродит славу своих предков, он исправит ошибки Эрнани и восстановит Золотую Империю во всем ее блеске. А место Повелителя Скал рядом с его королем! На Робера Эпинэ и герцога Гийома тоже можно рассчитывать, но Ветер мертв, а Волны… Ричард вспомнил холодные глаза Валентина Придда. Можно ли ему доверять? Придды – достойная семья, но среди них попадались всякие. Тот же Джастин, а горошины из одного стручка похожи. Нет, Повелители Волн ненадежны, и вообще они сделали для Талигойи меньше Окделлов и Эпинэ.
Слуги исхитрились сделать все как надо: оранжевые иммортели, кипарисовые ветви, алые и золотые свечи, разорванная на четыре куска подвенечная фата. И никого, кроме сына, хотя ночь над гробом герцогини должны проводить дочери, невестки, внучки… Мужчины оплакивают мужчин, женщины – женщин. Так повелось исстари, но женщин в доме Эпинэ не осталось. Впрочем, олларианство признает смешанное бдение, оно вообще многое признает, но дед упрямо вцепился в эсператизм. Зачем? При маршале Рене в Эпинэ не хватались за старье, это Алиса вновь ввела в моду сдохшие было обычаи. Ни к чему хорошему это не привело.
Вызванный из ближайшей деревни священник-олларианец срывающимся голосом дочитал положенные молитвы и, пятясь, ушел. Больше всего святоша мечтал убраться подальше от опасного замка, и Робер его не осуждал. Жить хотят все или почти все. Может, клирик и верил в Рассветные Сады для избранных, но дрожать за свою шкуру это ему не мешало.
Мари и Жанна последний раз поправили венки и тоже ушли. Они любили Жозину. Именно Мари и Жанна были с ней, пока сынок болтался по чужим землям. Робер хотел оставить служанок, но те лишь расплакались и замотали головами: дед приучал и приучил челядь знать свое место, но у Жанны, Мари, Никола, Леона благородства поболе, чем у засевшего в Агарисе сброда! Обитатели Эпинэ спасали сюзерена и мстили за его мать, только овчинка не стоила выделки, а жизнь Робера Эпинэ – мира в провинции.
Иноходец опустился на положенное бдящему место и попробовал прочесть эсператистскую молитву, но непонятные слова отчего-то казались оскорблением. Почему с Создателем говорят на мертвом языке? Может, потому он и не отвечает?..
Ветер закатной тварью бросился на окно, задрожали цветные витражи, всколыхнулось пламя свечей и лампадок, и Робер понял, что в храме очень холодно. Без зимнего плаща он к утру превратится в сосульку. Хорош сын, нашел о чем думать – о плаще! Как был неудачником и себялюбцем, так и остался, молиться и то не может.
Буря крепчала, в ее вое слышались зов далекого рога, завывание вставшей на след своры, хлопанье крыльев… Глупости, Осенние Всадники не возвращаются. Их встречают только раз в жизни, и им нет дела до людских войн и смут. Что сделает Арлетта Савиньяк, получив его письмо? Что еще можно сделать? Жозина попыталась разорвать круг, в который их загнала дедова гордыня или глупость, что, впрочем, одно и то же, но стена выросла еще выше. Робер смотрел на застывшее тонкое лицо. Он семь лет не вспоминал, что у него есть мать, а теперь никогда не забудет, что ее больше нет.
Одна из свечей догорела и погасла, Повелитель Молний вынул огарок, бросил в серебряное ведерко, достал новую свечу, зажег от горящей перед образом святой Женевьев. Манрик не станет отзывать Ворона из-за провинциального бунта. Две сотни никогда не воевавших солдат да несколько десятков стариков с доезжачими и лесничими – не армия. Их раздавит первый же гарнизон…
– Сударь, – топтавшийся на пороге Никола, казалось, был готов провалиться сквозь землю. Вот она верность: без колебаний резать глотки спящим драгунам и бояться потревожить сюзерена.
– Что случилось?
– Гонец из Гайярэ. Срочно.
– Идем.
Он не может проводить мать в Рассвет, потому что в ответе за тех, кто жив. Жозина простит, простила бы… Иноходец зачем-то коснулся золотистых иммортелей у выхода. Никола придержал тяжеленную дверь с дерущимися конями. Когда-то Мишель раскрасил их красным и зеленым, дед был вне себя, отец и Жозина смеялись…
– Где гонец?
– В приемной эра Гийома… Простите, в вашей.
Да, у него теперь есть приемная, подданные и война… Все хотят воевать. Все уверены в победе. Еще бы: прикончили полсотни спящих, вздернули предателей, как просто и как весело!
Горбоносый парень как ошпаренный отскочил от стола, на котором дымился кубок с горячим вином.
– Мой герцог! Ариго [83] с вами!
– Кто вы, сударь?
– Жильбер Сэц-Ариж счастлив приветствовать Повелителя Молний.
Сэц-Арижи… Как же звать старого барона? Он еще жив, иначе бы сын представился полным титулом.
– Как чувствует себя отец?
– Сэц-Арижи верны великой Талигойе.
