Зоя судорожно сглотнула и пробормотала:
– Лежи смирно, ты поправишься… Обя…
Ее стошнило прямо на палубу, но раненая этого уже не слышала, она вообще ничего не слышала. Сколько она проживет? Час? Два? Будь она с «Акулы», будь она мужчиной, он бы знал, что делать. Джильди сжал невесомое запястье, девушка все еще жила…
– Капитан, позвольте.
Сантарино, откуда? Ах да, он же шел на «Девятке». Луиджи поднялся, уступая место лекарю. Сантарино ничего не сделает, никто ничего не сделает, разве что Создатель, но он далеко и не слышит.
– Как ее зовут? – спросил Луиджи, не узнавая собственного голоса.
– Поликсена, – живо откликнулась пришедшая с дожихой баба и добавила: – Это Зоя ее за борт выкинула.
– Что?!
– То, – буркнула «крыса», – испугалась этой вашей твари, отскочила и наподдала задницей… Там фальшборт, как на грех, проломился. Много ль такой козявке надо…
Зоя все еще блевала. Убить? Вот прямо сейчас и убить? Зачем? Она свое дело сделала, она и нелепая случайность, погубившая лучшую в мире девушку. Поликсена… Она была рядом с весны, а он нашел ее сейчас, когда все пропало!
Мелькнула малиновая искра. Паукан! Все вышло из-за паукана и из-за дуры-дожихи. Если б не затея с киркореллами, Поликсена была бы жива. Может быть…
Если б не затея с киркореллами, «Морская пантера» до сих пор бы плевалась огнем. Он бы при абордаже положил половину своих людей, а может, и сам бы лег… Но они живы, а Фельпу больше ничего не грозит. Такой замечательный план. Такая великая победа, такие незначительные потери…
– Безнадежно, – бормотнул лекарь. – Если не трогать, умрет через час, если трогать – к вечеру. И потом…
И потом, жить без ног хуже, чем вовсе не жить.
Луиджи Джильди посмотрел на запрокинутую головку, словно вылепленную из лучшего агарийского алебастра. Ничего не изменишь и ничего не исправишь.
– Капитан!.. – это Варотти.
– Что?
– Может, того… Священника?
Священник на берегу, а до берега несколько часов ада. Нет, лучше сейчас. Поликсене не в чем исповедоваться, нет у нее грехов и быть не может. И ходатаи ей тоже не нужны.
– Капитан, подойдите.
Луиджи наклонился над лежащей. Создатель Милосердный, она опять в сознании!
– Сударь… я… должна… знать… кому отдаю… шпагу…
– Луиджи… Капитан Джильди к вашим услугам.
– Меня… мне… я хочу остаться с… моим адмиралом…
Во имя Леворукого, зачем?! Зачем этой девочке погубившая ее корова?!
– Конечно, но не сейчас.
– Я… – она заволновалась. – Что со мной? Я ранена? Сильно?
– Не очень, – твердо произнес подоспевший врач. – Лучше рана в ногу, чем в живот или в голову.
– Я буду терпеть, – пообещала Поликсена, – делайте, что нужно… Я должна вернуться… К адмиралу Гастаки…
– Сударь, – Сантарино вновь был собран и деловит, – должен ли я?
Должен ли он укоротить агонию? Если бы речь шла об абордажнике, лекарь бы не спрашивал, но девушка – это совсем другое.
– Делайте, что нужно, Сантарино.
Создатель, это же ее слова! Врач кивнул. Он знал свое дело, он уже отправлял в Рассвет десятки безнадежных… Одно движение – и все! Они ничего не поняли… Поликсена тоже не поймет!
Лекарь умелым движением приподнял голову девушки, темные ресницы дрогнули, из-под них выкатилась слезинка. Одна-единственная. Луиджи сжал кулаки. Зачем он смотрит? Зачем он вообще здесь? «Пантера» захвачена, но в других местах еще дерутся. Оставить три десятка мушкетеров – и на «Акулу»!
Короткий, оборвавшийся всхлип, клубы серого дыма, низкие облака…
– Кончено, – прохрипел боцман, – Леворукий побери это… Эту…
Невдалеке палили пушки, «Морскую пантеру» слегка качало, но эти волны подняли не ветра, а люди, люди, заявившиеся сюда убивать.
– Ну, – Луиджи обвел абордажников тяжелым взглядом, – чего ждем? Уго, распоряжайся, остальные – за мной. Игра еще не кончена.
