развернулся, он сократил расстояние между линиями чуть ли не вдвое. Зрелище почти идеального маневра под огнем противника завораживало. Разумеется, издали.
– Доброй удачи! – Ленуцца сложил на счастье четыре пальца. – Нам предстоит красивое зрелище.
– С ызаргами не хуже было! – обиделся Уго и честно добавил: – Но и линеалы тоже ничего!
– Можно и так сказать, – улыбнулся старший офицер, – особенно в умелых руках. Признаться, я думал, что молодой Салина преувеличивает достоинства своих земляков.
– Я тоже, – рассеянно подтвердил Джильди, наблюдая за сражением. Теперь «Алонсо» шел вровень с «Пташкой», а впереди ее поджидали замыкающие Салины. Альмейда все рассчитал верно.
– Ведьма! – заорал Варотти, тыкая пальцем в промежуток меж линеалами. – Возвращается...
Пенная дорога среди дымчатых волн, серебро на раух-топазе, дым незримого огня... Сталкиваются, закручиваются взбаламученные волны, свиваются в седое копье, пущенное невидимой рукой, кэцхен сжимается, словно перед прыжком, и сворачивает. К дриксам! Прорезает безупречный строй не хуже линеала. Головной корабль принимается рыскать, еще один теряет место в колонне. Трехпалубная громадина заваливается набок, идущий следом торопливо убавляет парусов, но кэцхен он не нужен. Ветряная лапа мимоходом бьет по снастям и боком, разъяренной кошкой, скачет дальше, к сбившимся в кучу купцам.
– Браво! – не выдерживает Луиджи. – Браво, кэцхен!
Дриксенцы лихорадочно выправляют строй, серые фигурки мечутся по вантам, кажется, у головного лопнул парус. Не повезло...
– У, ведьмы, – облизывает губы Варотти. Язык бывшего боцмана произнести слово «кэцхен» не в состоянии.
– Эти дамы не из тех, с кем тянет познакомиться поближе, – бормочет Ленуцца вслед убегающему шквалу. – Если что, я на гребной палубе, а потом на баке.
– Хорошо, – серебро вновь сменяет свинец, непонятная радость улетает вслед за кэцхен, скрывается в накрывшем залив дыму. Исчезли не только берега, но и ползущие к выходу из залива колонны. «Марикьяра» уже растворилась в белесой мгле, скрывшись за строем дриксенцев. Можно было разглядеть разве что «Пташку», сцепившуюся с последними кораблями Салины. Те не замедлили приветствовать противника продольным огнем, и тут же с другой стороны строя грянули залпы. Марикьяре таки поставили противника «в два огня»!
– Не хотел бы я сейчас оказаться на месте дриксенцев, – сообщил Джильди морю, ветру и Варотти с Ниччи, – ни за какие деньги.
– Еще бы, – хохотнул Уго, – зачем деньги на дне? Крабихам цацки покупать? Только, капитан, мы-то как? Люди воюют, а мы так и будем глаза продавать? Стемнеет же...
– Часа три у нас есть, – откликнулся Ниччи, выбивая пальцами дробь по нагруднику, – но поразмяться не мешает.
– С линеалами? – в упор спросил вернувшийся Ленуцца. Варотти с Ниччи дружно пожали плечами, старший офицер взялся за трубу. – Что тут у вас?
– Марикьяре бьют, – откликнулся Луиджи, – дриксы отбиваются, и, я бы сказал, неплохо.
Бюнц, если фельпец правильно запомнил чужое имя, головы и впрямь не терял, несмотря на тяжелое положение. Отстреливаясь обоими бортами, он умело лавировал, выискивая проход в плавучей, плюющейся чугуном стене. Прибавь дриксенцы парусов и возьми к северу, они бы вырвались, но «Пташка» думала не о своих перышках, а о сбившихся в кучу купцах.
Клубок из дыма и кораблей катался по свинцовому блюдцу, отплевываясь ядрами и обломками. Шедший за «Пташкой» линеал не рассчитал скорость и влетел в кипящее выстрелами месиво. Матросы кинулись убирать паруса, замыкающий Салины, кажется, это был «Соберано», саданул продольным. Одна из мачт пошатнулась и, как была, с парусами и реями, исчезла в дымном облаке, а сзади подпирали яростно перестреливающиеся колонны.
– Скоро они там? – простонал Варотти. – А то мы тут протухнем...
– Предлагаете пощекотать? – сощурился старший офицер. – Почему бы и нет?
– Голодными не уйдем, не бойтесь, – счел за благо вмешаться Луиджи. – Стойте!
Из-за смешавшегося строя показался светло-коричневый трехпалубный красавец и воровато двинул в сторону купцов, обходя сражающийся на два фронта авангард по широкой дуге. Один мерзавец в дриксенской эскадре все-таки сыскался.
– Это кто? – чуть ли не с нежностью выдохнул Уго, перевешиваясь через фальшборт. – Хорош, скотина!
– Прохвост один, – отчего-то Луиджи отчаянно захотелось, чтобы трус до Эйнрехта не добрался. Это несправедливо, когда негодяи выживают, а потом плюют на могилы тех, кто прикрыл им спину.
– Что за прохвост? – деловито осведомился Марио Ниччи, не испытывавший никакой склонности к философским обобщениям.
– Прохвост гусиный, – Луиджи нахмурился, пытаясь вспомнить имя дриксенского интригана, но в голове вертелось сакраментальное «Бе-ме». – Адмирал. Альмейда велел его отпустить, если удирать надумает.
– Есть такие, – согласился Ленуцца, – с ними никаких врагов не нужно, сами всё утопят. Один Кимароза чего стоит.
– Точно, – завел свою песню Уго, – а кто его нам на шею посадил? Дуксы! Вот и я говорю...
Варотти вещал, Ниччи скулил, а ветер нес пороховой дым на дриксенцев. Залпы становились все злей. Бюнц ловко ворочался в дыму, не забывая огрызаться и не теряя надежды прорвать заслон. Это ему почти удалось, но тут белевший даже сквозь дым фок на глазах пошел полосами и исчез. «Пташка» споткнулась, словно провалившаяся в кроличью нору лошадь, на потерявший ход корабль обрушились новые ядра.
