– Граф Ларак, – Мирабелла повернула голову к Эйвону, – вы – ближайший родственник Эгмонта Окделла и в глазах Создателя опекун его сирот. Прошу вас поднять первую праздничную чашу в его память.
Бедняга Эйвон кашлянул и предстал пред нахохлившимся курятником.
– Сегодня особенный день, – взгляд Ларака достиг госпожи Арамоны, – особенный. Я счастлив, что все мы собрались здесь, под этой славной кровлей. Я очень хочу, чтобы новый Круг стал добрым. Пусть он принесет мир и любовь. Мы пережили тяжелые времена, но они в прошлом. Ночь больше не будет расти, а зима рано или поздно кончится. Придет весна, зазеленеют листья, распустятся цветы. Я верю, что так и будет!
Эйвон поднял погнутый кубок, глаза графа не отрывались от Луизы, и госпожа Арамона невольно улыбнулась, приподняв склянку с похожим на разбавленный уксус извращением.
– Так и будет, – повторил Эйвон, торжественно глотая торскую кислятину.
– Мэратон, – в гальтарском словечке не было ни единого шипящего звука, но Мирабелла умудрилась его прошипеть. – Граф Ларак исполнен надежд на будущее, он может себе это позволить, но я не обрету покоя, пока Рокэ Алва и Фердинанд Оллар не расплатятся за свои злодеяния. Эгмонт Окделл должен быть отмщен, и я хочу видеть, как свершится справедливость! Я поеду в Олларию и потребую казни убийцы.
– Отец погиб на линии, – Айрис вскочила стремительно, словно молния расколола серый камень, – убийства не было. Был честный поединок.
– Ложь! – серый хвост метнулся навстречу алому росчерку. – Ты предаешь память отца!
– Это вы загрызли отца, – тряхнула рубинами Айрис. – Вы и никто другой!
– Замолчите! – щеки Мирабеллы медленно багровели, и это было страшно. – Замолчите, или я за себя не ручаюсь.
– Вы и меня отравите, как Бьянко? – грудь Айрис судорожно вздымалась. – Или потребуете от Альдо, чтоб он меня повесил? Как матереубийцу? Только я больше не ваша, слышите?! Не ваша!!!
– Эрэа, – Эйвон опрокинул кубок, белая дрянь расплылась по дряхлой скатерти. – Айрис... Сегодня такой день... Зачем...
– Создатель велит прощать зло, причиненное невольно, – забубнил отец Маттео и для убедительности перешел на гальтарский, – кланниме!
Святая Октавия, они же сейчас друг другу в глотки вцепятся! Луиза подняла упавший кубок:
– Сударыня, о гибели вашего достойного супруга на линии ваша дочь узнала от герцога Эпинэ. Его старший брат Мишель был свидетелем со стороны вашего супруга.
– Эрэа, – торопливо произнес Эйвон, хватаясь за кувшин, – прошу всех выпить за жениха нашей Айрис. Здоровье Первого маршала Талигойи Робера Эпинэ, где бы он сейчас ни находился! Да пребудет с ним наше благословение и наша любовь!
Глава 5
Ракана (б. Оллария)
399 года К.С. 24-й день Осенних Молний
Малый прием только начинался. Альдо, Матильда и хозяин Круга еще не выходили, и на растерзание затопившей дворец своре были отданы Повелитель Молний и Повелитель Волн. Говорить со Спрутом Роберу не хотелось, с гостями – тем более, но интриган и заговорщик не должен отсиживаться в углу, и Робер улыбался, отвечал на приветствия мужчин, говорил комплименты дамам. Все было как в Агарисе, только гаже. Потому что большая свалка смердит больше маленькой, а свалка во дворце отвратней свалки ни задворках.
– Магшал, как я гад вас видеть! Я знал, что этот день пгидет, знал всю жизнь, – возопил агарисский Карлион, раскрывая объятия. Робер было отшатнулся, но взял себя в руки.
– Добрый вечер, сударь. Нам повезло с погодой, не правда ли?
– О да, – старый зануда с таинственным видом подхватил Эпинэ под руку. – Мой дгуг, пгошу вас уделить мне некотогое вгемя.
Эпинэ предпочел бы не уделять, но, отделавшись от Карлиона, он имел все шансы нарваться на Берхайма с Ванагом или вообще на Кавендиша. Иноходец выдавил из себя улыбку:
– Я слушаю вас, сударь.
– Монсеньог, нужно устганить некотогое недогазумение, – потребовал агарисец. – Я знаю нашего догогого Альдо с ганнего детства, а незабвенный Анэсти был моим лучшим дгугом. И у него никогда, слышите, никогда не возникало вопгосов относительно моих пгав на титул ггафа Каглиона. И что я узнаю, вегнувшись на Годину? Я узнаю, что Каглионами называют себя дгугие люди. Да, они всего лишь багоны, но тем не менее это недопустимо!
– Талигойские Карлионы – прямые потомки графа Брендона, – отрезал Робер, – их происхождение не вызывает сомнений.
– Признав узугпатога, – строго сказал лучший друг Анэсти, – они утгатили пгаво на имя великого Бгендона, пгедав его память и его дело. Только мы в Агагисе сохганили дух талигойского гыцагства, мы!
Если талигойское рыцарство сплошь и рядом было таким, его следовало закопать в негашеной извести четыреста лет назад вместе с духом. Как падший от ящура скот.
– Сожалею, сударь, но ничем не могу вам помочь. К тому же я обручен с дочерью Эгмонта, а его жена, как вам известно, урожденная Карлион.
Вот сказал, не хуже гогана!
– Гегцог, – морда хранителя духа стала сразу плаксивой и требовательной, – вы не должны ставить личные интегесы выше спгаведливости. Если б великому Бгендону пгедложили выбгать, кто будет его наследником – отгекшийся от него сын или вегный его памяти бгат, он бы не колебался.
