отравят и не чихнут, а Катарина Ариго нужна Луизе живой. Пока хитрохвостая кошка при сливках и подушках, они с девочками в безопасности. Госпожа Арамона укоризненно покачала головой.
– Как угодно моей королеве, но плоды кошачьей розы я вам заварю. Сама.
– Спасибо, – улыбнулось бывшее величество, – кошачья роза – то, что нужно... И еще крупноцвет...
А рвотное-то зачем? Неужели и вправду травят, но чем? Все едят и пьют одно и то же, да и отравителей вокруг не видать. Не Одетта же!
– Хорошо, Ваше Величество.
– Мы будем пить его все вместе...
Или рехнулась, или что-то подозревает, а чутье у ведьмы лисье. Что ж, от крупноцвета еще никто не сдох, а зеленую морду она как-нибудь переживет. Да и Селине сейчас красота не нужна, не те времена.
– Как прикажет Ваше Величество.
– Милая Луиза, – Катарина укоризненно покачала головой, – как я могу приказывать? Я прошу...
Просит она... Мать тоже «просила», особенно при господине графе, но попробовал бы кто-то не сорваться по просьбе госпожи Аглаи с места, он жалел бы об этом месяц! Талигу повезло, что девица Кредон не вышла замуж за короля, хотя будь маменька помоложе, лучшей пары Ракану не найти.
Госпожа Арамона со злостью отпихнула кресло, на котором только что сидел мальчик-розанчик, и принялась за цветы. Когда в спальню ввалилась Одетта, капитанша держала в руках жбан с хризантемами, вполне годящийся для убийства.
– В приемной герцог Окделл, – глазки будущей бабушки вращались, словно у влюбленного рака. – С разрешения Его Величества.
– Милая Одетта, – Катарина завозилась среди своих подушек и вновь схватилась рукой за горло, – милая Одетта... Я нездорова, попросите герцога прийти завтра.
Толстуха вышла. Катарина откинулась назад и прикрыла глаза. Луиза расценила это как желание остаться одной и выскочила из комнаты. Любопытство сгубило кучу баб и кошек, не говоря о мужиках, но, пока не наступит конец света, носы в замочных скважинах не иссякнут.
Госпожа Арамона давно облюбовала дверцу, которой пользовались истопники, зажигавшие камины, выходящую в нишу, отделенную от приемной тяжелым бархатным занавесом. Луиза с детства примечала то, что могло сгодиться, и вот оно сгодилось.
О том, что Окделл вернулся вместе с Раканом, Луиза знала. Попробовала бы она не знать, если брат Айрис заваливал Катарину мелкотравчатой дрянью, но поглядеть на бывшего оруженосца Ворона не получалось. Катари не желала никого принимать, а из апартаментов выпускали только Одетту. Надо полагать, после тараканьего визита что-то изменилось, и хорошо... Луиза извелась и от неизвестности, и от безделья, не считать же делом вышивание осточертевших розочек и возню с цветами.
Толстая дама в платье с оборками звалась госпожой Мэтьюс и находилась в родстве с Рокслеями. Это было странно – Рокслеи славились худобой и узкими лицами, отец шутил, что его вассалы портят Скалам всю породу и им место в Доме Молнии. Доживи герцог Эгмонт до сегодняшнего дня, он был бы счастлив и за Талигойю, и за сына, но, будь жив отец, что бы было с Катари?! Смогла бы она преодолеть девичью влюбленность или так бы и страдала всю жизнь о женатом Повелителе, который никогда не запятнает себя изменой? Даже любя.
– Монсеньор, – Одетта Мэтьюс колыхнула юбками, что, видимо, означало реверанс, – госпожа Оллар нездорова, но, если она завтра будет чувствовать себя лучше, она вас примет.
Завтра?! Еще один день без Катари! А если она и завтра не сможет? Или не захочет?
– Что с Ее... с вашей госпожой?
– Она дурно спала ночь.
И только? Нет, здоровье ни при чем! Катари больно показываться тем, кто знал ее раньше. Она всегда думала о других, о Создателе, но не о себе, и ее столько раз предавали. Юноша едва удержался от того, чтоб схватить родственницу Джеймса за топорщащиеся оборки.
– У меня очень важные известия, – это было ложью или не было? – Я должен ее увидеть.
– Мне очень жаль, – пропыхтела дуэнья, – это невозможно. Госпожа Оллар проводит время в молитвах, она не принимает даже врача.
В молитвах? Она и раньше молилась день и ночь, не за себя – за братьев, за Талигойю и за... Окделлов. И вот теперь ее молитвы услышаны, но сама Катари чувствует себя одинокой и беззащитной. Если ее не остановить, она уйдет в один из вновь открытых монастырей. Уж не об этом ли она столько времени говорила с Альдо?! Нужно что-то делать, и немедленно, иначе будет поздно!
Толстуха сделала еще один реверанс, прощальный. И Ричард решился:
– Сударыня, королева больна, я понимаю, а моя сестра?
– Ваша сестра? – дама выглядела озадаченной. – Что ваша сестра?
– Айрис, Айрис Окделл здорова?
– О да, – кругленькие, темные глазки растерянно заморгали, – герцогиня Айрис здорова.
– Я должен ее видеть. Приказ короля!
– Монсеньор, – пропела дуэнья, – я сейчас же ее приглашу.
Оборчатая туша с неожиданной прытью метнулась к двери, всколыхнулись бархатные занавески, запахло пылью.
Ричард пригладил волосы и поправил шпагу. Айрис... Сестренка, плакавшая над мертвой лошадью.
