Вальдес подхватил Луиджи под руку и поволок на верхний двор. Там солнца было еще больше, солнца и синевы.
– Мы первые. – Луиджи оглядел утоптанный снег и бороду сосулек на карнизах галереи. – Пока все соберутся, я успею…
– Жениться, – услужливо подсказал Вальдес.
– Я тебе четыреста раз говорил, – огрызнулся фельпец, – я никогда не женюсь. После Поликсены я не смогу привязать себя на всю жизнь к какой-нибудь женщине!
– А к мужчине? – шелковым голосом уточнил Ротгер. – Ты меня предупреди, если что, я к дядюшке сбегу.
– Тварь закатная! – с чувством произнес Джильди. Злиться на Ротгера было еще глупей, чем с ним спорить. Адмирал жил, сражаясь и танцуя, любовь для него была такой же нелепицей, как и смерть. Он в них просто не верил.
– Ты полагаешь? – Кэналлиец непринужденно поклонился. – Что ж, всегда к твоим услугам… Когда ты наконец поймешь, что верность – это зола любви? Пока горит огонь, ее нет и быть не может. Остается верность – любовь погасла…
– Ты не любил, – отмахнулся Луиджи, – ты не поймешь.
– Где уж мне, – сверкнул зубами Вальдес. – Любовь – это по части дядюшки Везелли, да продлятся его дни до скончания… тетушки. О, а вот и наши жизнерадостные друзья, как молодые, так и не слишком. А Кальдмеер помолодел… Надо полагать, ему снятся веселые сны…
Смотреть против солнца всегда непросто, но Луиджи помнил вчерашних спорщиков наперечет, потому и узнал. Генерал Ариго и молодой Савиньяк доказывали, что на дриксенской классике теперь не выехать, а белокурый барон с жутким именем заступился за старую школу. Разумеется, Руппи фок Фельсенбург этого не вынес, а Савиньяк с восторгом вцепился в предложение доказать свою правоту клинком. Теньент с лейтенантом были готовы начать немедленно, но барон объявил, что поздний час и выпитое вино не способствуют выяснению истины.
– Надеюсь, Ледяной поставит на свое отечество в лице своего же адъютанта, – предположил Вальдес. – Иначе зачем бы ему было выползать?
– А ты ставишь на Арно? – предположил Луиджи.
– Нет, я за моряка. – Вальдес по-кошачьи сощурился. – Нас тут слишком мало, а дядюшка Везелли чем дальше от моря, тем несносней. Проиграть тебе золотой?
– Я тоже за Руппи, – признался Луиджи. – Думаешь, Савиньяк сильнее?
– Ну, должен же он поднабраться от братцев, а те – от Алвы. Добрый день, господа. Господин адмирал цурзее, я намерен поставить десять таллов на Руперта фок Фельсенбурга. Вас это не шокирует?
– Никоим образом. – Ледяной Олаф тронул шрам и неожиданно улыбнулся. – Более того, господин вице-адмирал, когда у меня появятся десять таллов, я их поставлю на вас.
– Вас неправильно поймут в Эйнрехте, – поджал губы Вальдес. – Хотя на Бермессера я бы не поставил и сосульки.
– Господа Савиньяк и фок Фельсенбург готовы. – Командор явно был человеком дела. – Нужно оговорить условия и, при желании, заключить пари.
– А что тут думать? – удивился генерал Ариго. – Обычный бой до четырех уколов. Затем можно повторить. После перерыва.
– Только шпага? – Арно Савиньяк улыбался совсем как Эмиль.
– Разумеется, – кивнул Ариго, – классика кинжала не предусматривает, что, между нами, свидетельствует не в ее пользу. Я уже говорил, что дриксенская школа – это линарец для парадов.
– Да, Герман, – подтвердил барон, – ты это вчера говорил, но я с тобой не согласен. Я высоко ценю северную школу, которую по недоразумению называют дриксенской. Пять таллов.
– Десять на юг, – сверкнул глазами Ариго. – Ойген, принимаешь?
– Вне всякого сомнения. – Нудного барона звали Ойгеном, но фамилию его Луиджи все равно не помнил. – Кто-нибудь готов к нам присоединиться?
– Десять на господина фок Фельсенбурга. – Вальдес подмигнул Кальдмееру. – Школы, названия… Кому все это надо? Решают люди, а выбирает море.
– Господин Кальдмеер, господин Джильди, – педантично уточнил Ойген, – вы принимаете участие?
– Нет. – Дриксенец опять тронул шрам. – Мне никогда не везло в игре, а знатоком парного фехтования я не являюсь. Я моряк, а не придворный.
– Не судите о придворных по моему дорогому Бермессеру, – потребовал Вальдес. – Луиджи, что скажешь?
– Вы не оставили мне выбора, – засмеялся Джильди, – десять на юг и пять – на море.
Плащи и камзолы повисли на перилах галереи странными флагами, ветер, почти незаметный, когда ты одет, шмыгнул за пазуху, стало зябко. Ничего, скоро они согреются, и как бы не слишком.
– К бою, господа! – объявил бергер, и Руппи весело отсалютовал противнику. Он ничего не имел против этого фрошера, но Ледяной будет рад его победе, а Бешеный ставит не на южанина-соотечественника, а на Фельсенбурга. Это – доверие, а доверие нужно оправдывать. И вообще, не проигрывать же в такой чудный день и при таких зрителях.
Виконт Сэ ответил на приветствие коротко и красиво. Он был уверен в себе и, без сомнения, имел на то все основания. Говорите, юг против севера и море против кавалерии? Вот и посмотрим, чья возьмет, а заодно и поучимся, если будет чему. Талигоец думал так же. Он улыбнулся, тряхнул светлыми волосами и атаковал. Атака вышла короткой и осторожной, но иначе не начинают, конечно, если ты не на линии. Руперт чуть шевельнул кистью, отталкивая клинок противника, и шагнул вперед, ни на что особо не рассчитывая.