Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал

— Альдо, — начал Робер и замолчал, потому что сказать было нечего. Он пришел узнавать, а не спорить и тем более не вспоминать.

— Все еще не можешь поверить, — вздохнул сюзерен. — Конечно, наследником богов быть трудней, чем рабом выдумки. И страшнее. Нам не за кого прятаться, Повелитель Молний. И оправдываться не перед кем. Есть я, есть вы, ваши вассалы и дарованная нам сила. Без нас этот мир сдохнет или, того хуже, протухнет. Уже почти протух. Гниль придется выжигать, никуда не денешься. Ты побоялся тронуть заложников и Фердинанда, но это даже не тень того, что нам предстоит.

Горели свечи, горел и камин. Во дворце топили, а небо над Олларией истекало слезами. Данар совсем ошалел, еще немного, и правый берег затопит. С трудом найденный Никола академик объясняет затянувшийся паводок надорским сдвигом. Дескать, воды, стекавшие в Ренкваху, хлынули в Данар. Лет через сто знаменитые болота пересохнут. Лет через сто никого из ныне живущих не останется, разве что осевший в Нохе ворон.

— Альдо, — вспомнил о цели своего визита Иноходец, — Карваль мне доложил о разговоре с Левием. Кардинал требует объяснений.

— Знаю, — буркнул Альдо. — Вранье. Никто к нему не лез, хотя следовало бы. На, почитай.

Это было письмо великого герцога Алатского. Не королю Великой Талигойи — младшему родичу, которым Альберт был недоволен.

«Поскольку мы связаны родственными узами, я считаю своей обязанностью написать Вам, чтобы прояснить раз и навсегда наши отношения. Вы отплатили за гостеприимство, а вернее, за спасение Вашей жизни, черной неблагодарностью. Вы не только не поставили меня и мою сестру и Вашу бабушку в известность о своих, не побоюсь этого слова, нечистоплотных замыслах, не только отбыли из Алата, даже не оставив письма, не только разбили сердце моей сестры и вызвали ее отвращение, Вы поставили приютивший Вас Алат в положение врага Талига, добрые отношения с которым заповедал еще великий Балинт.

Узнав подробности Ваших деяний, я испытал ужас и отвращение, усугубляемое тем, что по женской линии Вы принадлежите к роду Мекчеи. Но это же обстоятельство позволяет мне, как старшему в роду, требовать от Вас отказаться от полученного при помощи предательства трона, раскаяться в содеянном и навсегда покинуть Талиг. Ради моей сестры я готов принять Вас с условием, что Вы до конца своих дней не покинете того замка, в который я сочту уместным поместить Вас и тех Ваших последователей, что прибудут с Вами. В случае отказа или же отсутствия ответа я снимаю с себя всякую ответственность за Вашу дальнейшую судьбу, о чем будет уведомлено как дворянство Алата, так и регент Талига герцог Ноймаринен.

Я жду Вашего ответа до Летнего Излома.

Альберт, великий герцог Алатский.

24 день Зимних Молний 400 года К.С.».

— Ну, — притопнул ногой Альдо, — прочел? Облезлый осел!

— Облезлый, — подтвердил недолюбливавший брата Матильды Робер. — Но при чем тут Левий?

— При том, что он прячет Матильду и Мэллит. Это Матильда под диктовку своего «голубка» написала братцу. Про нас с тобой! «Замок, в который я сочту уместным поместить вас»… Сакаци, чтоб ему провалиться! Ей там хорошо, все доезжачие — ее, ну и кошки бы с ними, но она хочет нас туда же загнать! Назад, в эту дыру!

— С чего ты взял? — опешил Эпинэ.

— Эти дуры в Нохе, — не стал вдаваться в подробности сюзерен. — Обе, потому их и не нашли. Можешь не сомневаться. Твой друг Левий зря времени не тратит.

— Да не мой он друг! — заорал Робер, понимая, как фальшиво это звучит. За первым открытием пришло второе. Маленький кардинал и впрямь успел стать другом, и не только он. Мятежник Карваль, забытая и обретенная сестра, толстый законник, смешной барон и его непонятная красавица-жена — все они стали родными, а он, оплакивая сдохшую дружбу и неслучившуюся любовь, и не заметил. Не понял, что у него появились близкие, ради которых он не только готов умереть, но хочет жить.

— Не сердись. — Альдо выглядел слегка виноватым, как в старые добрые времена. Добрые? Агарис не был добрым, как и его гости, винившие в своем невеличии и поражениях всех, кроме себя.

— А ты прекрати нести чушь, — громко и лживо огрызнулся Робер. Он мог доказать, что Альдо не прав хотя бы с Мэллит, но в таком не признаются.

— Уже прекратил, — наморщил нос сюзерен, — но с твоим «не другом» делать что-то надо. И с моей взбрыкнувшей на старости лет бабкой. Я не могу оставить старую дуру Левию, она ему такого наговорит… А уж Мэллит…

— Все забываю спросить, — пустил в ход один из советов мэтра Инголса Робер, — что случилось с Мэллит? Не ожидал, что она от тебя сбежит.

— Так и я не ожидал, что она сбесится, — признался Альдо. — Представляешь, дуреха ворвалась ко мне без спросу и принялась нести какую-то чушь.

— О Ночи Расплаты?

— Если бы! О любви. Не надо было мне ее трогать, только я без женщин малость одурел, а тут еще Ворон с Приддом… Сам не знаю, за какими кошками я к ней поперся, все само собой вышло. Нет, она сама хотела. И понравилось ей, это я сразу понял. Верещала не хуже алаток. Не видел бы, что в первый раз, не поверил бы… И все бы хорошо, но зачем ко мне среди дня при гимнетах лезть? До ночи подождать не могла? Я бы сам к ней пришел… Короче, пришлось выругать на будущее, а она возьми и сбеги. Привыкла чужие тряпки таскать, а эти тупицы… Нет, за теми, кто во дворец входит, они следят, а вот за выходящими служанками… А эта тощая еще, как ящерица!

— Значит, — начал Робер и замолчал, подбирая слова, которые не оскорбили бы Мэллит и не насторожили самодовольного быка. Альдо не понимал, что натворил, в самом деле не понимал, и объяснять ему было поздно! — Значит…

— Что «значит»? — хмуро передразнил сюзерен и потер переносицу.

— Вот, значит, где ты был, когда тебя по всему дворцу искали…

— Лучше б меня там не было! Гоганни — невелика потеря, но если Левий докопается до наших дел с достославными… Нет, ни ему, ни Агарису его распрекрасному мы ничего не должны. Те только пугать и обещать горазды, а помощи, как от мышей. Только чужое грызть!..

— Мэллит ничего не скажет, — промямлил Эпинэ, пытаясь взять себя в руки.

— Не сказала бы, не сиди с ней Матильда. Две разобиженные дуры — старая и молодая — чего только не натворят. Да, ты давно свою кузину видел?

— Во время суда. Ты же запретил мне с ней видеться. Даже после смерти Фердинанда…

— Уже не запрещаю, — перебил сюзерен. — Поезжай и забери ее к себе. Вдове Оллара у Левия не место.

— Она может не согласиться.

— Уговори. Ты — глава семьи. Она сходит с ума по Ариго, пообещай отправить ее туда.

— Там слишком опасно. Ополчение…

— Разрубленный Змей, да никто не собирается отдавать твою мученицу Дораку! Главное — выдрать ее из Нохи. Если ты не справишься, придется послать гимнетов. Ты думаешь, в Багерлее ей будет лучше, чем у тебя?

— Хорошо, я попробую. — Левий поднял тревогу не зря: Альдо и впрямь нужна Катари, но зачем? Как приманка или как заложница? — Как мне объяснить Левию свой приезд?

— Сошлись на своего коротышку, — подсказал Альдо. — Решил проверить, с чего такие предосторожности, а заодно с кузиной повидаться. Намекни, что втайне от меня.

— Хорошо, — еще раз повторил Иноходец и, вершина хитрости, признался, что его вывела из себя расхлябанность гвардии. Альдо посоветовал не забивать голову чужими заботами и напомнил, что комендант Олларии отвечает за город, а Первый маршал — за армию.

— И еще за себя. — Взгляд сюзерена неожиданно потеплел. — Мы слишком много говорим о делах, на самих времени не хватает. Побереги себя, Робер, нас ведь только двое осталось… У анакса не бывает друзей, но я не всегда был анаксом, а ты — маршалом. Мы можем помнить.

— Я помню. — Это не было ложью. Память осталась, но прошлое — это прошлое. Оно не помешает