– Не пойду! – мотнул башкой Свин. – Нет у меня больше доченьки, моей малюсеньки, из-за тебя нет… Не пошла б ты к тревоге, вернулась бы ко мне крохотулечка моя, погуляла б и вернулась, а теперь все! Не взять мне мою кровинушку на ручки, не прижать к себе! Была у меня доченька, стала Королева, и нужен ей только Король и города, так хоть ты меня не бросай. Лунам больше не сойтись, Королю не прийти. Когда иссякнут колодцы, у нас будет много дел, а сейчас тихо, только ты и я… Нам никто не нужен… Мы отдохнем… Мы отдохнем…
Арамона бормотал, Зоя млела, Марсель пытался понять, но и живых-то супругов не всегда разберешь, а уж этих… Виконт возвел очи горe: ночь, если он не запутался в звездах, подползала к рассвету, и кому-то вместо Рокэ надо было ругаться теперь уже с единственным регентом, доводить до конца войны, вышибать морисков…
Зоя колыхнула огромной грудью, словно вздохнула. Сейчас сбегут, кошки б их задрали. И что?!
– Вы куда? – зло бросил выходцам Валме. – Капитан Гастаки, раз уж по вашей милости Талиг остался без Первого маршала, не будете ли вы столь любезны…
– Что? – Оттолкнув Арамону, Зоя знакомо топнула ногой и застыла, будто принюхиваясь. – Все не так… Почему?!
Ей «не так», а самому Алве в его дыре? А Бонифацию, будь он хоть четырежды женат, а Этери с Еленой? А Герарду?! Спасибо хоть Франческа не заплачет, а вот ее Эмиль…
– Его нет! – стонала, продолжая принюхиваться, Зоя. – Он остыл и сгинул, сударь… Он ушел не к нам…
– Он не наш, – хмуро подтвердил Арамона, вновь обхватив капитана Гастаки бледной толстой лапищей, – он никогда к нам не придет.
– Зачем он? – Зоя приникла к своему Арнольду. – Это плохо… Очень… Не исправить!
– Ха! Он там, где хотел. Идем.
– Алва, может, и там, где хотел, – Марсель топнул ногой не хуже выходца, – но я-то здесь, и я этого не хочу! Отведите меня…
Куда? Здравый смысл подсказывал – в Хандаву, но сказать про Алву Бонифацию Марсель не мог. Дамам – ладно, переживут, а вот епископ…
– Я хочу в Валмон, а дорога найдется. Не могли же мои предки никого там не прикончить!
– Хорошо, – неожиданно быстро согласилась Зоя и протянула руку. Прошлый раз Марсель держался за Алву, прошлый раз Алва еще был…
– К вашим услугам, сударыня. – Все-таки это похоже на батюшкино лакомство, значит, смерть всего лишь сыр, а сыр – это смерть, которую нарезают особым ножом, и выходит Рожа. Она смеется и шмякается, потому что убить легче, чем отвадить, не причинив вреда. Папенька слишком стар и болен, чтобы прогонять, он просто ударит; зная, как и куда, убить проще, чем не убить… Какое странное место, в нем все знакомо, и все наоборот. Кто-то, взмахнув руками, валится в черные мохнатые заросли, кто-то нагибается и смотрит, убирает клинок в трость, качает головой… Почему отец стал левшой и откуда на левом флигеле взялся флюгер? Вот холод, тот взялся из смерти, потому сыр и холоден и все дороги ведут к нему, значит, камни шли не в Олларию… Значит, ошибка… Ошибся Рокэ, ошиблась Зоя, ошиблась дыра, только Рожа не ошибается, потому что не думает, только смотрит…
– Ха! – звучит со всех сторон. – Ты!
Холод сталкивается с теплом, левша, флюгер и мертвец растекаются дождем по синему ночному стеклу. Утром было иначе, то есть именно что не было: ни дорог, ни тебя – сплошное бестелесное похмелье, но уж лучше оно, чем память о разом омертвевших валунах и нахлынувшей пустоте.
– Весьма вам признателен, капитан…
Зоя решила помочь, Рокэ сделал, что сделал, значит, был с ней согласен, а Марселя Валме спросить забыли. Свинство вообще-то, только кто из этих… спасителей отечеств и миров не свинья по отношению к друзьям?
– Капитан Гастаки!.. Капитан Арамона…
Удрали, и кошки их знают, явятся ли снова… В набитый сырой гнилью нос ворвался цветочный аромат, пьяно – все-таки пьяно! – качнулась и замерла громада дома. На
– У, морковки, – поздоровался с астрами вернувшийся наследник, – ужо будет вам Мэгнус!
В голове тошнотворно гудело, а желудок свело так, словно кто-то вознамерился выдавить из виконта сок. В довершение всего пробудился и взялся за старое гвоздь, он еще не понял, что затыкать дырку в душе ему больше не придется, для этого куда лучше подойдут казароны, дриксы и прочая дрянь…
–
Поручения, правда, не было, но особым оно точно являлось. Марсель закинул сапог в идеальную клумбу и, не слишком торопясь, захромал к дому. Гвоздь сделал свое дело, гвоздь был вышвырнут.
Эпилог
Дриксен. Ротфогель
400 год К.С. 16-й день Летних Волн
Мачты возникли на горизонте, когда город уже не спал и еще не проснулся. Подернутое легкими кружевными облаками небо было высоким и радостным, море – светлым и ленивым, ему снилось, что оно – зеркало. Не плескалась о каменный мол вода, обвисли флаги на флагштоках, замерли флюгера и листья деревьев, но трехмачтовый линеал шел на всех парусах, и паруса эти в лучах еще невидимого солнца казались розовыми, как перья фламинго.
Удивленно вскрикнула портовая пушка, принимаясь отсчитывать выстрелы адмиральского салюта, потянулся к прозрачному небу тоже розовый дымок. Растаял. Корабль входил в гавань быстро и уверенно, не обращая внимания на сигналы связанных мертвым штилем сторожевых фрегатов. Гордость киршенбаумской верфи, он был известен всему побережью. Его узнали. Его приветствовали. Он не ответил.
Форштевень пришельца рассекал стеклянное море, разбуженные волны, смеясь, лизали светло- коричневые борта, за кормой тянулся широкий посеребренный след. Флагман Западного флота стремительно приближался к берегу.
Удивленные моряки выскакивали на палубы, влезали на оголенные мачты, толпились у бортов, подносили к глазам трубы, снова грянула пушка. Корабль шел, подгоняемый непонятно откуда берущимся ветром. Горделиво взирала на проступающий из утренней дымки город корабельная фигура, весело развевался на мачте адмиральский флаг, подтверждая, что адмирал цур зее находится на корабле, но палуба была пуста и никто не стоял у руля.
Угодливо пропела, приветствуя высокое начальство, труба морской стражи. Флагман все еще не убирал паруса. Уже можно было разглядеть берег с корабля. Уже была видна богатая резьба на волнорезе, и тут линеал уверенно повернул к стоящему на внутреннем рейде коронному кесарскому фрегату, не шевельнув при этом и брасом. За него все сделал ветер.
Теперь били колокола на всех судах. Кто-то просил помощи, кто-то обозначал свое присутствие в несуществующем тумане, кто-то созывал на молитву. На кесарском судне метались ничего не понимающие люди, порхали по мачтам сигнальные флажки, но штиль приковал корабли к стеклянному морю.
Коронованная звездным венцом меченосная дева нависла над бортом беспомощного фрегата, раздался скрежет и тихий хрустальный звон. Так никем и не убранные паруса разом опали, покинутые иссякнувшим в одно мгновение ветром, только качались потревоженные столкновением незакрепленные снасти, и танцевали в петлях двенадцать фигур в иссиня-черных мундирах.
Взявшиеся ниоткуда крутые волны, словно прощаясь, ударили о борта сцепившихся судов и понеслись вон из бухты, сверкая пенными гребнями. Стало тихо, а потом закричала чайка, и взошло солнце.
Приложение
Сражение при реке Эйвис 400 год К.С. 15—16-й день Летних Волн
Рис. 1.
