и рот этот не закрывался. Зато разноцветная казаронская стена притихла и слилась в нечто единое и выжидающее.
Подоспел вездесущий Курподай, встал чуть позади.
– Может, хоть вы объясните, что за… – начал Капрас и понял, что все еще сжимает в руке орудие покушения.
3
Суд был скорым. Подобной прыти от Хаммаила маршал не ожидал. Босого Пургата приговорили к смерти минут за десять. За оскорбление казара и союзной Гайифы. За участие в заговоре в пользу Лисенка и Талига. За покушение на жизнь гороподобного казарона и грабежи на дорогах. За затравленных собаками мирных путников и оскверненный храм. Казароны молчали не то чтоб уважительно, но с пониманием. Приговори по осени Военная коллегия самого Капраса, друзья и соратники молчали бы не хуже: имел глупость проиграть, вернуться и не вывернуться – получай! Капрас, спасибо обожавшему подписывать инструкции Забардзакису, вывернулся, ну так он и не швырял гнилыми грушаками в возомнивших себя стратегами обезьян, хоть и следовало… Маршал хмуро наблюдал, как вопящего смутьяна волокли к двери. Если б хоть одна сволочь встала рядом или хотя бы вякнула… но в Кагете защищают только свои задницы. Как и в Паоне.
Капрас наподдал ногой свалившийся с подноса абрикос, тот лопнул, плюнув желтой мякотью и некстати напомнив про Фельп и тамошние бешеные огурцы. Стража уже выволокла не прекращающего вопить и плеваться мятежника, казароны начинали потихоньку гудеть и поглядывать на подносы, а Хаммаил пощипывал отпущенные по случаю возвращения на родину усы и косился на дорогого союзника. Зажужжала привлеченная раздавленным фруктом оса, гайифец отмахнулся и внезапно понял, что стоит перед казаром и порет чушь.
– Ваше величество! От имени моего императора прошу отсрочить казнь и передать преступника в мое распоряжение. Я обязан доложить о сговоре Бааты и Талига во всех подробностях.
Молчит, думает. Ну и отвратная же физиономия. Красивая, холеная и отвратная. Если откажет… Если откажет, проглотим и запомним. Это если откажет…
– Пургат-ло-Прахонджак упрям и лжив, как и все прихвостни Лисенка. Он не станет говорить.
– Не получив доказательств сговора, мой император не даст разрешение на выдвижение вверенного мне корпуса на северо-запад. Я и так превышаю свои полномочия, прикрывая резиденцию, в которой проходит высокое собрание. Гайифа не желает войны.
Раньше надо было думать, раньше! Ввязываясь в фельпскую авантюру и сговариваясь с Адгемаром. Покойный казар унес сговор в могилу, но Алве и багряноземельскому зверью нужны не доказательства, а повод. Теперь он у них есть, а подавшие этот повод болваны пишут свои поганые циркуляры и требуют осторожности.
– Хорошо, – протянул Хаммаил, – если преступник признается в сговоре с Лисенком, я его передам в руки Гайифы.
Такие упрямцы не признаю?тся, и вообще незачем лезть в дело, которое не касается ни империи, ни корпуса. Кто-то в кого-то чем-то швырнул, но что до того Карло Капрасу? Его дело – выполнять приказ. Или не выполнять, а поднять корпус по тревоге и форсированным маршем гнать в Неванту, где он в самом деле нужен. Или наплевать на Неванту с Коллегией и ввязаться в местные делишки. Само собой, не даром. Даром или почти даром они с Ламбросом уже навоевались. Не развяжи мориски войну, самое время было бы подумать о себе, мешали беззащитное Побережье и придурки в Паоне; придурки, которые видят лишь бумаги и слышат лишь себя… Карло маялся среди чужого говора с кубком в руках, а перед глазами вставали то белые прибрежные городки, то муторные столичные рожи.
От поганых воспоминаний отвлекло отнюдь не кагетское покашливание, минут десять назад его было бы нипочем не услышать. Карло обернулся и едва не помянул загадочную «бацуту». Перед ним торчал некто в мундире Иностранной коллегии его величества Дивина, но без ленты с имперским павлином.
– Как приятно увидеть в столь диком сборище лицо просвещенного человека! – пропел он. – Позвольте представиться. Младший конхессер граф Марко Каракис. В прошлом – соученик нашего славного казара, а в настоящем – кузен его трогательной супруги. Прошу простить мою фамильярность, как видите, я в отставке, а вдали от родных мест в каждом соотечественнике поневоле видишь брата.
– Если жизнь на чужбине вам в тягость, не нужно было выходить в отставку и покидать отечество. По крайней мере в его нынешнем положении.
– Ах, если бы вы смогли объяснить это Антиссе! Бедняжка не может обойтись без родственной поддержки, и семья пожертвовала мной. Вы приедете к нам в Гурпо?
– Вряд ли я смогу в такое время оставить свой корпус ради личных дел.
– Я так и думал, но не мог не попытать счастья. Позвольте полюбопытствовать, на что вам этот пустоголовый Пургат? Дорогому Хаммаилу свойственна излишняя горячность и некоторая мнительность. Заговорщики не бросаются обувью, заговорщики подсыпают яд. Вряд ли ваш казарон расстался с сапогами по приказу Лисенка, и еще более вряд ли он привлечет внимание Иностранной коллегии. Вы не представляете, что сейчас творится в Паоне…
– Мое дело – доложить, – буркнул доведенный паонским аргументом до кипения маршал, но кузен и соученик не унимался.
– Желаю вам успешного доклада. – Каракис улыбнулся и понизил голос: – Признаться, меня больше волнует сын Адгемара. Он, в отличие от глупца Пургата, опасен по-настоящему. Хотелось бы верить, что хотя бы это собрание надежно защищено…
Капрас не понял ни этого намека, ни следующих. Пока маршалу удавалось увязывать военную прямоту и краткость с вежливостью, но Каракис не отставал. Теперь его занимало, почему для размещения отрядов прикрытия избраны те поселения и замки, а не эти и наилучший ли это выбор для защиты Гурпо. Вот, скажем, Пирхаллуп, замок прибывшего с маршалом казарона, который, кажется, знает гайи? Чем он, разумеется, замок, а не казарон, столь привлекателен? В ответ пришлось полюбопытствовать, сколь хорошо отставной дипломат сведущ в делах военных, а выяснив, посоветовать не забивать голову незнакомыми премудростями.
– Места дислокации, – Капрас взял с подноса шедшего мимо слуги что-то липкое, но очень вкусное, – выбраны исходя из правил военной науки и моего опыта.
– Тогда я спокоен и постараюсь успокоить кузину. Мы понимаем, как вы заняты, превращая левкрийскую глину если не в золото, то в сталь, но все же нам стоит сойтись поближе.
– Да, – пустил в ход последние крохи вежливости Карло, – безусловно.
– Тем более мы со дня на день ждем прибавления в семействе… О, кажется, я выразился несколько двусмысленно. В Гурпо приезжают мать и дядя Антиссы. Он, если вы помните, долго служил в Военной коллегии и не чужд стратегии. У вас найдется о чем поговорить… А вот и наш Хаммаил. Он – славный малый и примерный муж, но при подданных ему приходится быть казаром, а казар говорит с казаронами без родни за спиной, так что до встречи. Надеюсь, скорой. Готов поспорить, вы получите вашего смутьяна, но обувать его придется за счет империи.
– Все уладилось. – Улыбка Хаммаила была столь же сладкой и мягкой, как раздавленный абрикос. Мухи и осы пришли бы в восторг. – Пургат-ло-Прахонджак из рода Парасксиди дает показания о сговоре с Баатой. Он ваш.
То ли казар не знал носатого казарона, то ли, наоборот, знал слишком хорошо, только болван признался, повинился и сразу же стал противен, но пришлось выражать свое удовлетворение и выслушивать ответные расшаркивания. В этой стране не умеют не только воевать, но и сохранять лицо, а смелость растет из фанфаронства. В этой стране с пятнадцатью тысячами паршивых пехотинцев можно добиться многого, особенно сейчас.
– Дорогой маршал, наше небольшое дело благополучно улажено. Теперь я должен досказать своим бездельникам то, что намеревался.
– Само собой, ваше величество.
Откуда вылетела очередная оса, маршал не заметил, но прихлопнул полосатую дрянь с удивившим его
