выбритый на славу.
Стал имиджмейкером Сеня работать, и отпустила его грусть-тоска.
С президентом шахматные гамбиты разыгрывает, с охранниками костяшками домино стучит, с президентской тещей мудреный пасьянс раскладывает.
А чего ему?
Зарплата — супер, довольствие — знатное, центральное.
Друзья самых высших слоев, сливки, так сказать, общества.
Чего тосковать-то?
Однако дура-тоска вновь свои поганые коготки в Сенино сердце запустила.
Сеня перебрался из кровати с лебяжьим пуховичком на подоконник.
Лежит и звезды считает.
И вот одним утром, глядь, голубка в форточку скользнула.
Ударилась о мрамор подоконника, обратилась Марусенькой, с косой до пола.
— Чуяла я боль твою, — сказала Маша. — Чего тебе надобно?
— Будь со мной, — бубнит Сеня. — В законные жены хочу тебя взять.
— Хорошо, — чуть смутившись, ответила голубца, и коснулась Сениной макушки нежными пальчиками.
И обратился господин Парамонов в белоснежного голубя. Правда, с чуть потрепанным хвостом и надкрыльниками.
Стала пара голубков жить-поживать на подоконнике, беды не зная.
Запаса зерна, орехов — прорва.
Знай, грызут себе, щелкают, с утра до вечера.
А ночью тулятся к друг дружке, милуются.
Утречком для променада и отменного пищеварения в небо взлетают, в лазури покувыркаться, крылышки на солнышке погреть.
Маруся уж собиралась потомство высиживать, как опять захандрил ее суженый.
Променады в небушко совершать отказывается, от гречихи с рисом клюв воротит.
— Али я тебя не мила, не голуба? — спрашивает Маша у мрачного Сени.
— Мила, — бурчит тот. — Голуба.
— Али ты нашим будущим деткам, птенчикам не рад?
— Рад. Чего не рад-то?
Задумалась Маруся, а потом ткнула крылом в Сенин лоб, а сама с печальным криком в небо взвилась.
Сеня же из птицы вновь обратился в хомо сапиенса.
Чу?! Звонок в дверь.
Из Кремля депутатская группа “Опоссум”.
Оказывается, за время пребывания Сени в голубином естестве, его рейтинг фантастически вырос, и теперь “Опоссумы” смело выдвигают его в президенты России.
Помолодел сразу Сеня, лет на двадцать, желваками весело заиграл, да и бегом с депутатами в Кремль.
А там уж его президент не ждет. Он в опале, в Горках отсиживается, о горькой своей будущей судьбе референтам мемуары начитывает.
Оно и понятно!
Его рейтинг где? Под ногами валяется.
А Сенин в самое небушко взлетел.
Так взлетел, уж и не остановишь.
Весьма скоро господин Парамонов стал президентом России.
Власть в своих руках сосредоточил фантастическую.
Сам президент США его побаивается, первым по телефону звонит, заискивающим голоском о чем-то просит.
Япония предлагает свои острова в состав Российской Федерации ввести.
Китайцы — китайскую стену дарят, к экватору свои северные границы оттягивают.
Все хорошо, только опять захандрил Семен Семенович.
Может о голубке вспомнил, или еще чего.
Только спит теперь исключительно на кремлевском подоконнике, с видом на Спасскую башню.
Да и не только спит, а и днем все время проводит, Указы диктует.
И Указы не простые, а с глубинным подтекстом.
Например, Указ о запрете ловли и продажи голубей.
А второй Указ — об обязательных голубятнях на каждом балконе.
Возроптали, было, россияне.
Да, потом призадумались.
Значит, милосердный их президент, раз крылатых любит.
Чего обижаться-то?
И то верно.
У каждого должна быть своя утеха, свое забвение, зачем же воду мутить?!
Капсула 7. НАТАЛИ
Я встретил её на Черкизовском рынке. Она бойко торговала китайскими босоножками. Орды возбужденных женщин толкались подле нее, примеряя на картонках непрочные изделия восточных братьев.
Я встал чуть в стороне и принялся любоваться ею.
В ней все было чудо! Бирюзовые глаза, коса до пояса, точеный подбородок, щиколотки (я их не видел, но догадывался, что они очень тонкие, как у породистого арабского скакуна), и черная, словно шпанская мушка, родинка на виске.
Я любовался бы своей будущей кралей до закрытия рынка, но мне постоянно мешали беспокойные дети гор.
“Побэрегись! Да-арогу!” — поминутно орали они, толкая перед собой огромные тележки с раздутыми полосатыми мешками.
— Идите к чёрту! — пытался возражать я.
Но московские кули лишь скалили золотые зубы и агрессивно темнели и без того загорелыми лицами.
Тогда я решился и подошел к обворожительной торговке.
— Как тебя зовут, милая?! — перекрикнул я горластых дамочек.
Бирюзовые глаза красавицы заволоклись туманом страсти.
— Натали! — произнесла она так тихо, что я еле расслышал.
— А я — Иван! Ваня!
— Красивое, древнее имя.
— Где мы увидимся?
— Приходите в полночь к памятнику Пушкина.
— Почему в полночь?
Девушка потупилась, и в это самое время какая-то толстая, усатая тетка, так саданула меня локтем в живот, что я скрючился, и волчком отлетел в сторону.
