примеров, когда пленники предпочитали ритуальную смерть перспективе их выдачи свирепым португальцам.
Когда воин тупинамба захватывал пленника, он, похлопав того по плечу, обычно заявлял: «Будешь моим рабом». Начиная с этого дня пленник должен был беспрекословно служить своему новому хозяину. Следует отметить глубокий нравственный эффект от такого ритуала пленения. Когда отец Ив д'Эрве спросил у одного индейца, почему тот не хочет ему служить, тот ответил: потому что он не захватил его в бою и не похлопал рукой по плечу, как того требует обычай. Немецкий канонир Ганс Штаден, о котором мы говорили выше, рассказывает, что далеко не всегда обходилось довольно гладко. Он-то точно знает, ведь ему самому пришлось долго находиться в шкуре пленника. Иногда между воинами возникал спор по поводу того, кого следует считать настоящим хозяином пленника, захватившим его на поле боя. «Однажды двое заспорили по поводу меня. Первый индеец утверждал, что я его пленник, так как он первым похлопал меня рукой по плечу. А второй заявлял, что именно он захватил меня в плен. Они были из разных деревень, и никому из них, вполне естественно, не хотелось возвращаться домой с пустыми руками. Наконец, вождь племени, которому тоже хотелось стать моим хозяином, рассудил, что меня следует живьем доставить в деревню, чтобы меня там увидели женщины племени и смогли бы оценить по достоинству, только после этого они умертвят меня способом «кавивим пипиг», то есть они устроят праздник, для чего приготовят пьянящий напиток, а потом сожрут меня всего без остатка». Такое решение вождя всем понравилось, и мне на шею набросили четыре веревки...»
После такого первого испытания пленников вели в деревню по «тропе войны», чтобы там продемонстрировать всем своих новых рабов. Штаден рассказывает, как его вместе с другими пленниками доставили в деревню, заставляя по дороге все время танцевать и размахивать трещоткой. Перед вступлением на территорию деревни пленникам обязательно брили лбы и выбривали брови, потом все тело смазывали либо смолой, либо медом, а к туловищу прикрепляли перья. Затем наступала очередь важного события — хозяин пленника приводил его на могилу своих родственников, где он принимал участие в церемонии возрождения или посвящения, так как ему предстояло именно на этом месте принять впоследствии смерть, чем оказать честь предкам своего владельца. Но фактически смерть сразу не наступала — иногда до этого события проходило несколько лет. За это время одни индейцы относились к пленникам с любовью и заботой, а другие не выражали к ним никаких иных чувств кроме глубокого презрения.
Штаден до сих пор остается идеальным очевидцем первого периода жизни пленника, так как ему повезло и не пришлось пережить окончательную стадию.
Когда его привели в деревню, то местные жители встретили его точно такими танцами и песнями, которые пленник увидит и услышит в еще далекий для него день принесения его в жертву. Но отношения любви-ненависти начали проявляться с первых же минут, когда к нему угрожающе приблизились индейцы с палками и такими словами: «Я нанесу тебе сильный удар и этим ударом отомщу за моего друга, убитого твоими людьми». После этого пленника, разрешив ему немного отдохнуть в гамаке, за шею потащили к вождю — это было продолжением церемонии приема, которая сопровождалась танцами.
Хозяин пленника брал на себя за него определенные обязательства. Он не мог оставлять его голодным, даже если ради этого ему пришлось бы поделиться с ним своей трапезой. Так как пленника индейцы таким образом принимали в свой клан, его через несколько дней после прибытия в деревню обычно женили либо на дочери владельца, либо на одной из его нелюбимых жен. Иногда, как это делается у ирокезов, пленников заставляли жениться на вдовах, муж которых погиб в бою. Им позволялось также иметь половые сношения с незамужними девушками деревни. Новоявленная жена должна была всячески заботиться о своем муже, лелеять его, чтобы он чувствовал себя у нее как дома. Пленнику предоставлялась почти полная свобода передвижений, ему даже выделялся участок земли для обработки или места для ужения рыбы и охоты. И все же, несмотря на все эти привилегии, он не утрачивал своего статуса военнопленного. Все его дети, зачатые в таком браке, предавались смерти в малолетнем возрасте. Теве, например, видел, как убили двух семилетних детишек. Иногда их приносили в жертву в тот же день, что и отца.
Иной раз с пленником обращались очень хорошо, а в другое время постоянно осыпали его оскорблениями. Ему никогда не удавалось ни на минуту забыть о своем двойном статусе, на всех праздниках он должен был присутствовать в наряде из пуха и перьев, как и подобает пленнику. Когда он в таком виде шел по деревенской улице, жители бросали в него перьями попугая, напоминая ему лишний раз, что судьбой ему уготована скорая смерть. Иногда, чтобы посильнее унизить его, его приводили на сельские праздники на веревке. Продолжительность такой особой формы пленения была различной. Все зависело от пленников. Стариков очень скоро убивали, молодым разрешали жить в племени в течение по крайней мере нескольких лет, и такой срок иногда достигал двенадцати, а то и пятнадцати лет. Ив Д'Эрве рассказывает об одном пленнике-ребенке, который вырос среди своих захватчиков, они уже сожрали его мать, но уверенность в своей печальной судьбе, однако, не мешала ему чувствовать нежную привязанность к приемным родителям-индейцам.
Как только старейшины назначали последний, фатальный для жертвы день, в деревне начиналась лихорадочная подготовка к празднику. К соседним племенам направлялись гонцы с приглашением пожаловать на такое знаменательное событие. Особенно опытным воинам поручалось ответственное задание — свить крепкую веревку длиной тридцать ярдов, чтобы связать ею жертву до ритуала. Делалась новая дубинка, для того чтобы раскроить ему череп. В день жертвоприношения ее украшали тетивой и шариками из хлопка. Ритуальные церемонии были такими же продолжительными, как у ацтеков. В первый день, по свидетельству такого очевидца, как отец Теве, пленнику снова брили лоб, тело его разрисовывалось краской и украшалось перьями.
После завершения этих формальностей его отправляли на отдых в свою хижину, но там ему вряд ли удавалось поспать, так как раскрашенные черной краской старухи постоянно теребили его гамак, распевая ритуальные песнопения всю ночь напролет. За этим следовали еще два дня непрерывных танцев и песен, но самые странные ритуалы припасались на четвертый день торжеств. Прежде всего пленника мыли, очищали в реке, а потом, например, после его возвращения, организовывались «потешные» бои. Его заставляли бежать по тропе, делая вид, что он убегает, и тогда его настигал какой-нибудь воин.
На пятый день пленника вели к месту казни. Здесь с его шеи снимали веревку и опутывали ею туловище, оставляя свободными руки и ноги. Перед ним складывали фрукты с твердой кожурой размером с яблоко, небольшие камни, в основном гальку. Он швырял их в зрителей, что было его определенной, чисто символической местью им. Иногда во время акта мести он приходил в такое неистовство, что принимался кидать в индейцев горсти земли, когда его метательные снаряды заканчивались. Тем временем группа старух разжигала костер, на котором будет зажарено его тело. Главный палач в роскошном одеянии из перьев, взяв из рук этих ведьм дубинку, устремлялся к жертве с такими словами: «Разве ты не принадлежишь народу, который враг нам?».
Пленнику надлежало таким образом отвечать на этот вопрос: «Да, я очень сильный, я убил и съел нескольких ваших человек. Я очень смелый и буду продолжать нападать на ваших людей, я их съел немало». Палач обычно старался покончить со своей жертвой одним ударом, но она все время пыталась увильнуть. Иногда пленнику давали дубинку, чтобы он мог ею защищаться. Когда, наконец, он умирал, то детишкам позволяли обмазывать себя его кровью. Иногда им даже разрешали просовывать ручки в дыру в животе, чтобы вырвать оттуда его внутренности. Потом труп зажаривали, а куски распределяли всем присутствующим. Его язык и мозги предназначались главным образом молодым воинам, а ветераны довольствовались кожей с головы и другими частями тела. Половые органы, символ плодородия, отдавались женщинам. Для тех, кому мяса не доставалось, готовили отвар из костей рук и ног, который затем разливался по горшочкам. Каждый мог попробовать свою долю.
Рене Жирар в своей книге «Насилие и святость» рассказывает о религиозных ритуалах племени
