наблюдал ни одной сцены людоедства. Но он говорит об одном известном немецком этнологе Швейнфурте, который прожил несколько лет в племени мангбету до того, как оно наконец подпало под цивилизованное влияние европейцев. Этот ученый хотел привести домой для исследований черепа и человеческие кости. Он пообещал туземцам заплатить за них.
Очень скоро, пишет Котлоу, у него была их целая куча, хотя, к своему огорчению, он обнаружил, что большая часть черепов размозжена дубинкой — это гурманы из племени наслаждались мозгами, которые считались особым деликатесом. Все же ему удалось привезти в Германию около сорока хороших нетронутых черепов из двухсот, которые он собрал. Другой немецкий ученый сообщил, что туземцы племени мангбету с наслаждением пожирали человеческую плоть. По его словам, ему так и не удалось нигде поблизости обнаружить хотя бы одну могилу — весьма красноречивое доказательство.
Котлоу замечает, что местные власти объясняют каннибальскую практику племени мангбету тем, что «они едят человеческое мясо, так как не выращивают скот». Такие племена, как зулусы и масаи, никогда не занимались людоедством, так как были скотоводами. Но, с другой стороны, мангбету разводили домашнюю птицу и посему могли удовлетворить голод ее мясом, если их склонность к каннибализму объяснять только потребностью в пище.
В заключение Котлоу пишет:
«Скорее всего, сейчас практика потребления человеческого мяса среди мангбету прекратилась. Но во время своего первого путешествия я на свой вопрос всегда получал неясные, уклончивые ответы. Когда я спросил у одного старого мангбету, ест ли он человеческую плоть, тот долго молчал. Потом тихо гнусавым голосом ответил: «Трудно покончить со старыми привычками».
Книга Котлоу была опубликована в 1957 году.
Каким бы ни был размах каннибализма в бассейне реки Конго, он весьма медленно, но шел на убыль. Бельгийский антрополог и астроном Ж.Аллет сообщает, что даже в конце 50-х годов он обнаружил случай каннибализма в Маниеме. Ему дали попробовать кусок мяса, и только потом он обнаружил, что оно человеческое. Возмущению его не было предела. Но он не донес на своих «радушных» гостей властям, а прочитал им длинную лекцию об их чудовищном поступке. Соседнее с Сандерлендом племя пошло еще дальше. Когда Заир был еще бельгийской колонией, они поймали бельгийского офицера, убили его, тщательно расчленили на куски его тело и съели в сыром виде.
Ко всем этим страшным рассказам миссионеров о людоедах в Конго нужно тем не менее относиться с известной осторожностью. Им ведь приходилось отстаивать свое дело перед общественностью, которая даже в те богобоязненные времена не была до конца уверена в мудрой необходимости навязывания туземцам богов белого человека. Еще в XVII веке великий французский философ и моралист Мишель Монтень предлагал оставить каннибалов в покое, ибо обычаи европейцев, хотя во многом и отличались, были, по существу, такими же жестокими. Два века спустя американский писатель-романтик Герман Мелвилл задавался вопросом, не является ли практика поедания человеческой плоти столь же варварской, как пытки в отношении изменников в Англии, когда их вздергивают на дыбу, четвертуют, из живых выпускают кишки, отрезают голову и, насадив на шест, позволяют ей гнить на городской площади. Для того чтобы доказать свою правоту, многим миссионерам приходилось сгущать краски. Но тем не менее от голых фактов никуда не уйти. Так, в племени багесу, как и в других, правда, менее изученных племенах, бытовал обычай особым образом избавляться от тел умерших — их просто съедали. Вот почему тот немецкий ученый, о котором упоминает Котлоу в своей книге, так и не смог отыскать вокруг никаких могил.
Другой антрополог Джон Роскоу, писавший до начала второй мировой войны, без тени сомнения утверждает, что обычай съедения мертвецов был широко распространен среди всех кланов многочисленного племени багесу и что такая практика осуществлялась в период, предназначенный для оплакивания умерших.
«В силу различных причин такой обычай держался в секрете и даже далеко не всем членам племени разрешалось наблюдать за церемонией, которая, как правило, проходила ночью. Однако это был секрет Полишинеля, все о нем прекрасно знали, все семьи понимали, что на самом деле происходит, но никто не осмеливался следить за действиями соседей.
Когда кто-нибудь умирал, то мертвое тело усопшего находилось в доме до вечера, когда созванные по этому случаю родственники собирались для его оплакивания. В некоторых особых случаях на такие сборы уходил день, а то и два, но обычно управлялись в день смерти. На закате солнца труп относили на ближайший пустырь и укладывали там на землю. В то же время члены клана прятались по кустам вокруг, а когда темнота сгущалась, принимались дуть в свои тыквы-рожки, создавая шум, похожий на завывания шакалов.
Сельчан предупреждали о появлении «шакалов», и молодежи было строго запрещено выходить из дома. Когда наступала темная ночь, группа старых женщин, родственниц умершего, подходила к трупу и расчленяла его, забирая самые лучшие куски с собой и оставляя несъедобные части на растерзание диким зверям.
В течение следующих трех или четырех часов родственники дома оплакивали усопшего. Потом все участники церемонии готовили его мясо и ели, после чего сжигали на костре его кости, не оставляя от него никаких следов. Не проводилось никакого «очищения» или «срезания волос». Иногда убивали быка ради праздника при объявлении наследника, но, как правило, люди просто возвращались к своей повседневной жизни без особых ритуальных церемоний. Вдовы, однако, сжигали свои травяные набедренные повязки и либо ходили нагишом, либо прикрывались маленькими фартучками, которые обычно носили незамужние девушки...»
Члены племени таким образом объясняли обычай съедать своих умерших. Если, говорили они, похоронить мертвого в земле, как это обычно делается, позволить ему разлагаться, то дух его будет досаждать всем в округе; он будет мстить за то, что трупу позволено спокойно гнить, и заразит наших детей опасными болезнями».
Д. Роскоу в своей книге пишет и о двух угандийских племенах. Одно из них — баконго, небольшое племя, жившее на восточных склонах горы Рувензори. По его словам, эти туземцы когда-то были каннибалами, но теперь стали охотниками за животными. Они убивали и съедали всех подряд: от крыс до леопардов. Дикари утверждали, что хоронят своих мертвых как нужно, но существуют весьма веские подозрения, что здесь они придерживаются древнего обычая и съедают своих мертвецов.
На противоположных склонах той же горы живет племя бамбва. Это племя до последнего времени употребляло в пищу человеческую плоть. Роскоу видел подобные каннибалистские сцены и присутствовал при заточке их зубов до невероятной остроты. А это несомненный признак каннибализма.
Он сообщает, что среди племен, которые покончили с такой практикой, заметил довольно любопытные обычаи, связанные со смертью и погребением.
«Когда человек умирал, ему сгибали ноги, а перекрещенные руки протягивали вдоль тела перед ним, что делалось еще до наступления смерти: человека связывали в таком положении, чтобы он не распрямился, а с наступлением окоченения все его члены затвердевали. С умершего снимали все украшения. Могилу обычно рыли здесь же, в хижине, а тело опускалось в нее прямо на его старую циновку или матрац, причем в сидячем положении. Могилу после этого засыпали. Женщин хоронили за пределами хижины: труп укладывали на спину, подгибали ноги, а руки подтягивали с двух сторон к голове.
Брат умершего сразу же забирал к себе всех его вдов, но одну из них оставлял в хижине, чтобы она присматривала в течение месяца за свежей могилой, а всем остальным предстояло выполнять ежедневную обширную программу по оплакиванию усопшего с воплями, стонами и душераздирающими кри ками. Плакальщики и плакальщицы ели мясо, потом мылись, брили головы и остригали ногти. Волосы и ногти каждого участника церемонии клали в узел, который подвешивали к крыше хижины. На этом церемония оплакивания заканчивалась, и больше никто не обращал никакого внимания на это место, хотя, конечно, все были уверены, что дух мертвеца бродит где-то поблизости».
