доставили к Хардингу, но весь город Бенарес яростно негодовал из-за побега вдовы брамина, которой удалось избежать погребального костра. Тысячи жителей окружили его дом, во дворе его ждали все почетные горожане, пытавшиеся уговорить его выдать ее. Среди них находился и ее родной отец, заявивший, что не станет больше содержать свою дочь — лучше пусть ее сожгут на костре, он все равно больше не пустит ее к себе на порог. Жуткие вопли толпы уже начинали действовать на нервы молодому человеку, который в эту тяжелую минуту до конца осознал, какую ответственность взваливает он на свои плечи в таком городе, как Бенарес, с населением триста тысяч человек, городе, в котором то и дело вспыхивали кровавые мятежи. Наконец его осенило.
«Ваш Бог явно отказался от своей жертвы, — обратился он к толпе. — Ее отвергла даже священная река. Она не плыла, ее несло само течение, а за ней бежала громадная толпа, и все это видели. Она не оказывала сопротивления, но и река ее не приняла. Если бы женщина была желанной жертвой, то после того, как ее коснулся огонь, священная река должна была ее поглотить, но этого, как видите, не случилось...»
Такое объяснение пришлось всем по душе. Отец сказал, что после таких веских аргументов он вернет в свой дом дочь, а довольная толпа постепенно рассеялась.
Только в 1829 году обряд сжигания на костре вдов в Бенгалии был официально запрещен лордом Уильямом Бентинком. Однако перемены в укладе жизни утверждались очень медленно, и обряд «сати» все еще существовал во владениях раджей, на что англичане могли влиять лишь косвенным путем. Во многих карликовых государствах престиж властителя часто определялся количеством женщин, сожженных живьем у него на похоронах. Число холостых залпов из орудий, когда он посещал генерал-губернатора, было слабым утешением и в счет не шло. Напряженная обстановка в стране достигла наивысшей точки в 1833 году, когда британское общественное мнение было просто поражено подготовкой к похоронам раджи Идара, чей труп был сожжен на костре вместе с семью живыми женами, двумя наложницами, пятью служанками и одним личным слугой. Британский резидент в Идаре и Ахмад-нагаре был исполнен решимости впредь не допускать массовых ритуальных расправ, но тут ему сообщили, что в бозе почил и раджа Ахмаднагара. Так что он не успел предпринять никаких решительных действий. Только после того, как на костре в Ахмаднагаре с его трупом сгорели пятеро его живых жен, он направил туда свои войска с артиллерийским подкреплением. После коротких боевых стычек резиденту удалось вырвать у сына раджи твердое обещание больше не проводить обряда «сати» ни для себя самого, ни для своих наследников...
Существует еще и японская разновидность ритуальных убийств, которая возведена в настоящий культ в драматических пьесах театра Кабуки, благодаря которому он стал известен во всем мире.
На Западе такой обряд называют «харакири», что дословно означает «вспарывание живота», — слово, которого впору стыдиться каждому воину-самураю. Правильный термин для его названия — «сеппука». Для японцев слово «сеппука» исполнено особой тайны, которая связана с древним представлением о животе как вместилище разума. Поэтому, совершая «сеппуку», отважные мужчины тем самым очищали себя от греха, за что, собственно, они и умирали. Но хотя Японии этот ритуал принес широкую известность в мире, подобные церемонии наблюдаются повсюду в Азии, а Япония составляет только незначительную часть ее обширной территории. Некоторые племена в Восточной Сибири проявляли удивительную склонность к самоубийству, а самоеды, например, открыто утверждали, что самоубийство — это «акт, угодный Богу».
Синтоизм, который позже в своем лоне создал такой обряд, как «харакири», процветал задолго до того, как китайцы принесли буддизм в Японию, еще в VI веке н.э. Такой первобытный синтоизм основывался на почитании предков и природы. Тысячелетие спустя он почти совершенно исчез из-за одерживаемого повсюду триумфа буддизма. Но синтоизм познал свое возрождение. Эта отразилось на двух краеугольных принципах: мистическая преданность императору и накопление высоких моральных ценностей и добродетелей, оставленных в распоряжение потомков ушедшими из жизни предками. Эти два принципа были, конечно, взаимосвязаны, ибо моральные ценности в основном зависят от культа, воздаваемого императору, который считался не только представителем Бога на Земле, но еще и занимал вместе с членами своей семьи серединное положение где-то между Богом и человеком. По традициям синтоизма, император не имел права когда-либо появляться на публике, и даже из числа привилегированных вельмож, которым дозволялось слышать его голос, только совсем немногие понимали его, так как он в таких случаях говорил на малопонятном священном наречии древнего японского языка. Такая неустанная погоня за добродетелями вызывала у человека презрение к этой земной жизни, заставляя его глубоко верить, что он непременно соединится со своими предками в раю. Во время возрождения религии синтоизма возникло движение самураев — сплоченного, хорошо организованного общества, основанного правителями Токугава сегунами, которые впервые пришли к власти в начале XVII века и правили Японией до 1867 года. Их правление известно в истории под названием «период Эдо», он получил название от столицы страны, которая сегодня называется Токио. Самурайская этика зиждилась на двух столпах-близнецах синтоизма: беспрекословное поклонение императору и строгий кодекс чести (бусидо). Главное в бусидо — это неистовое стремление молодого воина принести себя в жертву, но только после того, как он сам сразит как можно больше врагов. Самураи, которых от других отличала прическа: выбритый впереди лоб и узел волос на макушке, а также наряд — кимоно, на котором обычно красовался значок клана, посвящали всю свою жизнь боевым искусствам. Они постоянно носили два меча — один длинный, второй короткий. Это оружие обладало особой мистикой. Длинный меч с двумя ручками служил им для совершения легендарных подвигов, а коротким они обезглавливали павших на поле брани врагов — такой обычай мог быть и следствием древнего обычая «охоты за черепами». В конечном итоге короткий меч служил самураю и для самоубийства, и каждый из них знал, как делать себе «харакири» — это умение достигалось повседневной тренировкой. Такой, весьма мрачный вид самоубийства впервые появился в VIII веке, а потом он был включен в кодекс чести всех самураев и основой ему служил синтоизм. Самурай был обязан сделать себе «харакири», чтобы не попасть в плен к врагу или чтобы смыть навлеченное на себя бесчестье.
В своей первоначальной форме акт «харакири» требовал громадного мужества и силы воли, так как он предусматривал два традиционных глубоких нареза на животе и потом последний роковой удар в брюшину. На практике довольно часто у жертвы не хватало сил, чтобы нанести себе довольно глубокую рану и покончить с собой, и за него его добивал товарищ, который, как того и требовал ритуал, стоял все время рядом, пока жертва разрезала себе живот. В таком случае он длинным мечом срубал ему голову. В период Эдо жертва коротким мечом только вспарывала себе живот слева направо и такой разрез часто оказывался неглубоким и не приводил к смерти. Тогда его товарищ приходил на помощь и обрывал его предсмертную мучительную агонию, отсекая несчастному голову. В это время воинов даже принуждали совершать «харакири» за позорные проступки. Однако для японцев главный принцип оставался неизменным: если ритуал соблюдался так, как требовалось, то такой акт в любом своем аспекте носил чисто религиозный характер и был, по сути, религиозным жертвоприношением независимо от того, по чьей инициативе он осуществлялся — по собственному желанию жертвы или же был навязан ей сверху, — одно и то же название обряда соответствовало обоим его вариантам.
Обряд «харакири» дожил и до современной Японии, которая сформировалась с приходом туда иностранцев и падением режима Эдо в 1867 году. Хотя класс самураев был упразднен как пережиток прежнего феодализма, ритуальные убийства все же еще проводились в ряде случаев. Дух самураев по- прежнему был жив, и японские пилоты-смертники, камикадзе, во второй мировой войне также чтили кодекс «бусидо». Британский дипломат сэр Эрнст Сатов стал очевидцем проведения церемонии «харакири» в 1864 году. Японскому офицеру Таки Цензабуро было приказано лишить себя собственноручно жизни за то, что он обесчестил себя, открыв пальбу по недавно прибывшим в страну иностранцам. В буддийский храм были приглашены по одному представителю от каждого дипломатического представительства. Посланникам даже была предоставлена возможность поговорить с жертвой. Осужденный на смерть офицер вошел в храм с левого придела в сопровождении двух «каи-шаку», или «самых образцовых людей», следом шли еще двое. Он опустился на корточки на небольшом, покрытом красной материей возвышении. На деревянной подставке ему передали меч, а он обратился ко всем присутствующим с просьбой стать очевидцами его героической смерти.
Потом он снял с себя верхнюю одежду, а длинные рукава рубашки завязал под коленями, чтобы не
