чистым. В опадавшем на землю темном шелковом платье.
Он проиграл. Он то ли недостаточно любил, то ли любил слишком сильно. Ему так и не удалось понять это, понять окончательно. Он мог бы перечислить свои проигрыши, неудачи, однако они не складывались вот в это: в пустую землю и в небо, наполненное яркими льдистыми точками.
Дом вставал за его спиной. В доме висели картины. Он так и думал теперь о доме: дом с картинам. Они обратились в назначение дома. Поэтому и доски, которыми он был обшит, плотно прилегали одна к другой, и окна оставались закрытыми, и шторы опущенными.
К западу отсюда жила своей упорядоченной жизнью Мэри. Она хотела назвать их младшую дочь Джоан. Хотела назвать ее Барбарой.
Она хотела для дочери безопасности, заурядной красоты, и теперь Константин гадал: не мечтала ли Мэри об этом ночном огороде, об этой холодной луне? Не надеялась ли, что при другом имени в жизни Зои будет меньше ошибок?
Он негромко повторил огороду их имена:
— Мэри. Сьюзен. Билли. Зои.
— Константин.
Он обернулся. Магда, бледная и суровая, точно еще одна луна.
— Привет, — сказал он.
— Пойдем, — сказала она. — Здесь холодно.
Он пожал плечами. Указал одной рукой на луну, другой — на замерзший огород.
— Ну и бог с ними, — сказала она. — Пойдем же.
— Я не готов, — ответил он. — Пока еще нет.
— Не глупи.
— Сегодня все звезды вылезли. Большую Медведицу видно.
Магда хмуро взглянула на небо.
— Подмораживает, — сказала она. — Пойдем в дом.
— Скоро пойдем.
— Сейчас.
— Сейчас?
— Да. Сейчас.
Она стояла, скрестив на груди руки.
— Сейчас, — повторила она.
— Хорошо, — согласился он.
— Вот и умница, — сказала она.
— Верно. Умница.
— Пошли. Удожим тебя в постель.
— Я не готов ложиться.
— Еще как готов.
— Правда?
— Да.
— Хорошо.
— Хорошо? — переспросила она.
— Да, — ответил он. — Уложим меня в постель.
— Ну так пойдем.
— Иду.
Она протянула ему руку, он принял ее. И осторожно пошел с ней к темному дому, в котором висели картины и стояла в квадрате лунного света его кровать.
— Магда? — спросил он.
— Да?
— Ты любишь меня, малыш?
— Чшш.
— Любишь? Ты любишь меня?
— Угомонись, — сказала она.
Он подчинился.
1995
Большие волны лениво накатывали на берег Бэттери и, напоследок негромкого вздохнув, разбивались, становясь черно-синими, сверкающими. Небо над Манхэттеном заливал безмерный, волнующийся свет — здесь серый с прожелтью, там неуверенный, водянисто-зеленый. В гавани стояла, держа книгу, статуя Свободы, и из головы ее выглядывали крошечные люди.
Мэри сидела на скамейке с Джамалем и Гарри, глядя на гавань, на статую. Джамаль, прихвативший на прогулку плеер, кивал в такт музыке. Из плеера пробивались наружу смахивавшие на статическую помеху басы: тумп-тумп-тум-тум-тум.
— Как же здесь хорошо, — сказала Мэри. — Никогда раньше в Бэттери не была, смешно, правда? За столько-то лет.
— Я заставляю Джамаля и Вилла показывать мне здешние достопримечательности, — сказал ей Гарри. — Родом я не из Нью-Йорка, а выполнять стандартные правила для сентиментальных туристов мне нисколько не хочется. На прошлой неделе мы побывали в Эмпайр-стейт-билдинг, так, Джамаль?
— Что?
— В прошлый уик-энд мы посетили Эмпайр-стейт-билдинг.
— Aгa.
Все, что оставалось Гарри, — это говорить и действовать. Жизнь его совершала слишком неожиданные повороты, и позволить себе тревожиться на этот счет он не мог. Если он начнет гадать и дивиться, то просто-напросто струсит. Придется заставить себя вернуться к прежним привычкам, снова начать говорить «нет». А говорить «нет» ему не хотелось. Поэтому он ничему не удивлялся и ни о чем не тревожился. Он получил новое место в Нью-Йорке, снял квартиру. И настоял на том, чтобы ему показывали достопримечательности.
— Вон там, это ведь остров Эллис, верно? — спросила Мэри.
— Да, — ответил Гарри, — он самый.
— Константину на нем побывать не довелось, — сказала Мэри. — Когда он приехал в Штаты, Эллис уже закрыли. Он просто сошел на берег где-то в Вест-Сайде. Где именно, я никогда точно не знала. Он почти не рассказывал о том, как жил до приезда сюда.
— Там теперь все вылизали, — сказал Гарри.
— Я знаю.
— Еще одна туристская достопримечательность. Можно прогуляться по комнатам, в которых людей осматривали, выясняя, достаточно ли они здоровы, чтобы позволить им работать поденщиками за плату, на которую коренные американцы не соглашались. А прогулявшись, пообедать в ресторане.
— Я бы с удовольствием заглянула туда как-нибудь. На остров Эллис.
— Если хотите, можно хоть сегодня. У нас еще полдня в запасе.
Мэри спросила:
— Что ты об этом думаешь, Джамаль? Хочешь посмотреть остров Эллис?
— Что?
— Ты хочешь посмотреть остров Эллис?
Джамаль, постукивавший ногами в такт музыке, пожал плечами. Он смотрел на свои ноги так, точно они могли в любой миг выкинуть некий удивительный, неожиданный фортель.
— Может быть, остров Эллис — это слишком банально, — сказал Гарри. — Может быть, нам лучше пройтись по магазинам Ист-Виллидж, а после съесть пиццу.
