Алхимия

богато и проводила с честию великою»[123].

Всё это та же самая вода, что освящается Церковью в Великую Субботу, накануне Пятидесятницы и в каждое Воскресение. Добавляя в нея щепоть такой же благословенной соли, а затем окропляя верных во очищение их, священник произносит:

«Окропиши мя иссопом, и очищуся, омыеши мя и паче снега убелюся. Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей[124]».

* * *

Невозможно отрицать, если действительно исходить из преемства, постоянства и неизменности осуществляемого Церковью культа, творимого на священном камне ея алтаря, краеугольном камне для всех зиждущих, тот непреложный факт, что священник осуществляет высочайшее из всех возможных тайнодействий; образ этого таинства — исполненная внимания работа алхимика у атанора. Оба они — священник и мастер — ищут Божественной милости, неотменимо необходимой во здравие человеков и сущностно бескорыстной; оба, хотя и из разных материалов, тайным образом, созидают единое вещество духовного обновления.

Сколь же ошибочна молва, утверждающая, будто алхимики стремятся лишь к искусственному производству золота — ведь истинная их цель — открытие Всеобщего Лекарства тройного действия, созидающего ведение, здравие и богатство!

Гостия — доступное для многих проявление верховного Лекарства и не случайно восточные христиане именуют кусочки евхаристического хлеба угольями. Краеугольный камень Христос для них — живой уголь, как и для алхимиков красный камень Великого Делания — карбункул Мудрецов (carbunculus, маленький уголёк). Не этого ли горящего угля коснулись уста пророка Исайи?

«И послан бысть ко мне един от серафимов, и в руце своей имяше оугль горящ, егоже клещами взят от олтаря: и прикоснуся оустнам моим, и рече: се прикоснуся сие оустнам твоим и отимет беззакония твоя, и грехи твоя очистит[125]».

От имени всех верных приносит священник жертву и всем верным раздаёт ея в снедь как высочайшее из всех Лекарств, алхимик же совершает своё делание в глубоком одиночестве, в иной форме, но точно так же стремясь обрести божественный дар, charis. Это греческое слово, означающее высшее духовное начало, имеет множество смыслов. Именно его употребляет святой Павел в значении, которое только одно и может быть водителем как священника, так и философа (ввиду отличий церковнославянского и французского вариантов текста приводим также необходимый для понимания мысли Э. Канселье французский текст, а также его подстрочный перевод — перев.):

«Si je parle les langues des hommes et des Anges; d'autre part que je n'aie pas la charis, je suis comme un airain sonnant, ou une cymbale retentissante».

«Et quand j'aurai connu la prophétie et que j'aurai étudié tous les mystères, et toute science; et quand j'aurai eu toute la foi de manière à ce que je transporte les montagnes, mais que je n'aurai pas eu la charis, je ne suis rien» (Première Epître aux Corinthiens, ch. XIII).

Подстрочный перевод:

«Если я говорю языками людей и Ангелов, но не имею дара, то я подобен меди звенящей и кимвалу бряцающему.

И когда я знаю пророчества и изучил все мистерии и всю науку; и когда пребываю в такой вере, что могу передвигать горы, но не имею дара, то я ничто».

«Аще языки человеческими глаголю и аггельскими, любве же не имам, бых яко медь звенящи или кимвал звяцаяй. И аще имам пророчество, и вем тайны вся и весь разум, и аще имам всю веру, яко и горы преставити, любви же не имам, ничтоже есмь». (I Кор., XIII, 1–3).

Греческие христиане именуют евхаристическое приношение Δῶρον, Dôron, Дар, Святые Дары. Но этим же словом Дар в лучших герметических трудах именуется именно Философский Камень, причём тогда, когда он доведён до высшей степени совершенства. В распространённом и дополненном виде это существительное образует заголовок трактата Жоржа Ораша (Georges Aurach), «написанный в Страсбурге и собственноручно раскрашенный в год от Рождества Спасителя искуплённого Им человечества 1415». В январе 1920 года нам удалось быстро скопировать этот труд, он называется Драгоценнейший Дар Божий, с великолепной рукописи XVII в., которую нам дали на один день. Затем мы использовали свой собственный экземпляр, который достаточно точно воспроизводит книжную готику XV века с двенадцатью иллюстрациями, сопровождающими текст, и характерной для эпохи акварельной буквицей.

XXXVII. Драгоценнейший Дар Божий (фигура IV)

Надписи на гравюре:

Сверху: Гниение Философов запечатлевается в голове Ворона чернотой прозрачной и ясной.

Снизу: Так тела пребывают в гниении и становятся чёрной землёй. Дух и плоть вместе вступают в спасительное гниение, что с позиций истин заставляет нас с ужасом и негодованием отвергать практику кремации трупов.

На пути восхождения к божественному дару, символически изображённому в этой книге, читатель может встретить и созерцать цветную философскую сткляницу в обрамлении естественной природы. Внутри сткляницы — первая и решающая стадия Великого Делания, к которой приступают на четвёртом рисунке и которая продолжается вплоть до седьмого, когда рождается новый Сын по имени Эликсир.

Поль Контакт (Paul Contant), родившийся в Пуатье около 1570 года, ботаник, коллекционер и поэт, аптекарь по профессии и, несомненно, алхимик (что следует из его указаний), оставил нам два любопытных труда, великолепных, но малоизвестных; оба они были напечатаны в его родном городе:

Поэтический Сад и Кабинет. Le Jardin et Cabinet poétique. A Poictiers, par A. Mesnier, 1609.

Второй Эдем. Le Second Eden. A Poictiers, par J. Thoreau et la Vve d'A. Mesnier, 1628.

На фронтисписе второй поэмы мы находим изобилующую символическими смыслами композицию в полную страницу. Эта великолепная гравюра, подписанная Contant Inventor, содержит также эпиграф, разбитый среди небольших сценок и прочитываемый как ребус: