поднабрался?
— А в крысиные университеты ходил, — с бесстыдным цинизмом ответствовал Алек. — Они как раз для умных, и пьяниц туда не пускают. Там всем наукам обучиться можно.
— Еще бы, — сказал Саня, — мы и не спорим, там, небось, даже высшую математику преподают!..
— Напрасно смеешься, — холодным, ледяным даже тоном заметил ученый, оправляя манжеты своей рубашки. — В математике они побольше нашего разбираются, надо отдать им должное. Да и ты помнишь, я полагаю, — обратился он к Борису, — ведь ты в отличие от этих пропойц все же хоть в школу ходишь, замечательную поговорку, должным образом оттеняющую роль крыс в математике, — следующую фразу он произнес распевно, выделив ее голосом. — Биссектриса — это крыса, она ходит по углам и делит угол пополам. Припоминаешь? Ну, разумеется. А если ты вспомнишь, я тебе рассказывал о симбиозе крыс и людей, и ты, я помню, оглашался со мной. И в математика этот симбиоз тоже оказался весьма плодотворен. Мы математически взаимообогащаемся.
Но так как вид у Бориса был растерянный и обескураженный, Алек пояснил:
— Может, ты не понимаешь значения этого слова? Симбиоз, или по-гречески симбиозис, означает сожительство организмов различных видов, обычно приносящее им взаимную пользу. Понял?
— Да я не о том, — возразил Борис. — Как же это получается? Коты обладают безумной отвагой, самые опасные хищники, а потерпели поражение от крыс? Крыс, про которых говорят, что они первыми бегут с тонущего корабля. Значит, они трусы, а — победили. Вот чего я понять не могу.
— Крысы — трусы?! — воскликнул Алек. — Ты плохо слушал меня. Крысы — великие путешественники и могучие бойцы. Они не боятся ни крови, ни грязи, ни хвори. Но они мудры и понапрасну не желают гибнуть!
— Он прав, — Саша выпил стакан, поставил его на стол и мотнул пьяной головой; черты его лица — итак нечеткие — от выпитого спиртного словно расплылись, смазались, а может, это казалось Борису от угара, шума и чада Деревяшки, от головной боли и дурноты, опять охватившей его. — А ты не прав, — погрозил Саша пальцем Борису. — Плохо ты Сеттон-Томпсона читал. Крысы — это воители. У него в книге рассказывается, как бросили одного крыса с вырванными резцами в клетку к четырем гремучим змеям на корм. Так он убил всех четырех, хотя и сам погиб, — Саша опустился на стул, уткнул голову в руки и неожиданно громко захрапел. Видимо, питье подействовало окончательно. Саня тоже клевал носом, с трудом удерживаясь на стуле. Борис остался с Алеком один на один. Он напрягся, не вынимая рук из карманов.
Но Алек вроде бы и не думал хватать его за руки.
— Вот видишь, — назидательно сказал он, — до чего доводит невоздержанность в спиртном. Полная победа зеленого змия. А ведь в одном классе когда-то учились, и тогда они в отличниках у нас ходили. Да-а, вот как можно себя потерять.
— Но ты же сам им принес и наливал! — возмутился Борис.
— А что мне оставалось делать? Без подношения они за стол к себе никого не пускают, — Алек говорил, а Борису мерещилось, что по зале зазмеился молочный влажный туман. И фигуры людей, котов, предметы словно поплыли в этом тумане.
— Вот они все на меня нападают. Идею научной карьеры пытаются опорочить. А что они сами могут тебе предложить? — говорил Алек.
— Дружбу, — неуверенно ответил Борис.
— Пустую довольно-таки дружбу. Дружбу пьяниц. Что ж, ты так с ними всю жизнь и просидишь в Деревяшке? С Саней выпьешь, а с Сашей закусишь. Это разве для тебя выход? Нет, это не карьера.
Борис опустил глаза. „При чем здесь карьера? Разве он не знает, что карьеризм — это нехорошо. Нам еще в школе об этом говорили. Не нужна мне никакая карьера“, — в пятнадцать лет и вправду такие вещи решаются просто. Но в чем-то Алек был точен. „От них, — Борис посмотрел на Сашу с Саней, — помощи и в самом деле не дождешься“.
— Что же, — спрашивал Алек, — они тебе так и не сказали, как и где Мудреца найти?
Борис растерянно молчал, не зная, что ответить.
— Ну адрес-то и я тебе сообщить могу, — продолжал Алек. — Дом четырнадцать, корпус четыре, квартира шестьсот пятьдесят восемь. Но не в адресе штука. Пути к нему нет, вот что. Мудрец, одно слово. Все мудрит. Как бы, однако, сам себя не перемудрил. Ни с кем из этих, — Алек кивнул на Сашу с Саней, — невстречается, к себе никого не принимает, вроде бы тихий такой. А сам тайну какую-то знает. Тем и опасен, понимаешь? Вот бы нам с тобой к нему в доверенность войти, тайну эту узнать, тогда нам никто здесь не страшен, а? Мы бы с тобой главными людьми стали… А? Может, он тебя примет… если путь разве дать… Только где там! Все пути-дороги заворожил. Что скажешь?
Борис пожал плечами. Опять кружилась голова, да так, что тянуло на рвоту, от навалившейся слабости на лбу и на всем теле выступила испарина. Он никак не мог понять, как, впрочем, и в первую свою встречу с Алеком, почему он слушает его, почему не скажет прямо, что считает его негодяем и прислужником крыс. Конечно, эффектнее встать из-за стола и уйти, но идти в общем-то некуда, а сказать стоило. Но он не говорил. Тогда он подумал, что, может, и правильно он поступает, таится, чтоб не рассекретить, что он будет делать. Хотя, по правде, он-то как раз и не знал, что делать, знали все окружающие, а он только приглядывался да вертел головой во все стороны, как озадаченный щенок.
— А, может, ты хочешь домой вернуться? — ласково вдруг спросил Алек. — Так это можно устроить.
Может, это для тебя, старик, и вправду лучший выход. Отоспишься, поправишься.
„Что это они меня все домой спроваживают? Не то я им мешаю, не то испытывают…“ — подумал Борис.
Между тем разговор между котом Степой и Эмили закончился, она кивнула головой, он поцеловал ей руку. Она встала, отодвинула стул и решительными шагами направилась в сторону Бориса и Алека. Алек это словно почувствовал — вздрогнув, обернулся и тут же снова поворотился к Борису. Столько ярости было во взгляде идущей к их столику юной девушки, резкости и порывистости в движениях, что, казалось, дай ей возможность — разнесла бы вдребезги Деревяшку и ее обитателей: Алек даже на мгновение съежился. Она поглядела, усмехнувшись сухими губами, на храпящего Сашу, — на кемарившего Саню и пробормотала:
— Совсем совесть потеряли… С кем бы ни пить, лишь бы выпить. Даже с отъявленным подонком!
Борис подумал, что она не совсем права и слишком ригористична, ведь Саня предупредил котов, а Саша тоже готов был это сделать, но она тем временем подошла к глядевшему на нее робко Борису, наклонилась вдруг и поцеловала в голову:
— Я верю в тебя, — шепнула она помягчевшим и нежным почти голосом. — Ты будешь настоящим Рыцарем. Не знаю, как это произойдет и когда, но это будет. Хотя ты и так — сам по себе. Я же понимаю, что ты — Борис.
И тут же резко бросила Алеку:
— А тебе не видать меня как своих ушей! Запомни это!
Алек уже собрался, иронически и снисходительно улыбнулся:
— Тебе бабка что говорила? Могу напомнить! И, отчетливо выговаривая слова, произнес:
— Всё, что противится, — Как-нибудь губится. Смирится строптивица: Стерпится — слюбится!
— На меня ее заклинания не действуют! — отрезала Эмили.
— Ничего, подействуют, как время придет. Эмили рассмеялась коротким и сухим смехом.
На месте Алека Борис бы испугался — столько ненависти и силы было в ее смехе и взгляде. Это уже была Ойле, хищная птица.
— Этому не бывать, заруби себе это на своем крысином, все вынюхивающем и выслеживающем носу! Я тебе не Саша и не Саня, меня так просто не возьмешь! Всё. Пока. А с тобой, — сказала она Борису, — судьба мне подсказывает, да и они говорят, — кивнула она на котов, — мы еще когда-нибудь будем вместе. Только нелегко тебе придется, да и мне не сладко.
Ойле пошла к двери, не оборачиваясь.
— Ничего, найду на тебя управу! — крикнул Алек. Она не обернулась. Хлопнула дверь.
Борис сидел потрясенный. „Все они тут друг друга знают, и какие сложные, перепутанные между ними отношения. Я попал сюда, и все взбаламутилось. Наверно, поэтому они и хотят, чтоб я домой вернулся. Все
