обернулся и увидел какое-то неопределеннополое и непонятно какого роду-племени существо в сереньком костюмчике, в шляпе с опущенными полями, бродившее от группки к группке словно похмельный пьяница со своим присловьем «эт-то точно». Его-то и испугались туристы.
Борис быстро шагнул в сторону за большой вывороченный из земли камень и наткнулся на небольшую компанию мужиков мрачного вида, их было человек пять, не больше.
— Ну и что же с того, что Борис погиб?
— А то. Как же без Лукоморья, без Витязей, без Бориса?..
— Хватит ждать неизвестно чего. Сами справимся.
— Но народ ждет Бориса…
— Да любой из нас может взять эту роль на себя…
— Казалось бы! Борис же еще мальчишка, и это все знают!
— Н-да.
Хотел было Борис сказать, что он не погиб, что он вот он, но выглядело бы это как самозванство, да и серенькое существо мелькнуло где-то рядом. Борис кашлянул, мужики замолкли, а Борис двинулся дальше.
В следующей, самой многочисленной, обширно-семейной группе — женщины, дети и человек семь или восемь мужчин, подвыпившие, говорят шепотом:
— А где он сейчас?
— Говорят, к Мудрецу пробивался. Коты его вели.
— И что?..
— Так и погиб в подвалах, не спасли его Коты.
— А сами все-таки вырвались?
— Ушли. Крысы их на карнизе поджидали. Вы что, не слышали?
— Да, великая была битва. Всех крыс порубили, а сами ушли.
— Мама, а эти Коты самые могучие?..
— Тише, сынок. Самые, самые, конечно, самые.
— А что ж они Бориса не спасли?
— Тише, тише.
— А Кот Ученый у Лукоморья? Он есть?..
— Сказка это…
— Это-то точно, сказка. И Коты уже давно сказка. Да и Лукоморья никакого нет, разве забыли?
— Да нам-то что. Нас это не касается. Береженье лучше вороженья. Бережного Бог бережет.
— Эт-то точно. Давно сказано: не играй, кошка, углем, лапу обожжешь. И еще: быстрая вошка первой на гребешок попадает.
— Да мы что? Да мы разве этого не знаем?
— Мама! А почему все замолчали?.. Кто этот дядя?
— Тише, сынок. Скорый напереди, осторожный на зади!
Новая группа, люди рядом с дорогими чемоданами, в дорогих пальто, лица — со значением:
— При чем здесь Борис? У нас своих дел полно.
— Я полагаю, что Борис — это легенда.
— Совершенно с вами согласен. Существует же у простонародья поверье, что есть места, — где текут молочные реки средь кисельных берегов, с неба падают жареные дрозды, по лесу бегают жареные зайцы, печисами пекут хлеба, а рыба-щука выполняет все человеческие желания. Ну и что же? Это тоже легенда, в ней народ отразил свои мечты о счастливой жизни.
— Некоторые верят, что и Мудрец существует…
— Не может быть!
— Смею вас уверить. А некоторые говорят, что нами якобы — можете себе это представить? — правят крысы!..
— Какой-то прямо болезненный бред!..
— Говорят, что мы заколдованы, и что только некий мифический Борис может нас спасти!.. Неизвестно от чего…
— Какая-то дикая фантазия!..
— Эт-то точно. Это все Саша с Саней выдумали!
— Кто такие?
— Разве вы не знаете? Ходят тут два таких бездельника. А ведь из хороших семей! И во что превратились!.. В голь кабацкую!..
— Эт-то точно. У одного в кармане блоха на аркане. У другого — вошь на цепи. Уй, и красавцы при этом, — маленький серенький человечек, который терся то у одной группки, то у другой, вдруг воскликнул — И что с ними делать, ума не приложу!
Изо всех групп посыпались дружно возгласы:
— Прогнать бы одного в шею, а другого в тычки.
— А что с них взять? Саша плешив, Саня шелудив.
— С утра до темноты чем заняты? Саша наливает, Саня подает, пиво пьют, пока не распухнет живот.
— Да не столько пьют, сколько на землю льют. Чужого добра отцовского совсем не берегут.
— Пить тоже надо умеючи.
— Сашу бы кнутом, а Саню батогом. Одного по спине, другого по бокам.
— Да их вроде в Деревяшке схватили.
— Саша ушел, а Саня сбежал.
— Да они у девки этой, у внучки Старухиной. Опять пьют, гуляют, все на свете забывают.
Борис тем временем подобрался к началу тропинки. Там располагалась еще одна группка людей. Две женщины в ситцевых платьях сидели на плащах, брошенных прямо на землю, и старик в свитере, брезентовых брюках и тяжелых сапогах, примостился на фанерном чемодане. Подойдя к ним, Борис как бы между прочим, приготовясь сам взбежать наверх, спросил:
— Давно поезда ждете?
— Да почитай третьи сутки, — ответил старик. Женщины молчали.
— А долго еще?
— Кто ж его знает. Как рак на горе свистнет, так и побежим.
— А где гора?
— Да ты что, мил человек, где гора не знаешь? Да вон она, оттуль только что крысиный отряд скакал, вон, на горизонте, видишь или не видишь?
Действительно, вдалеке, за тоннелем, возвышались две огромные горы. Тоннель проходил как раз под ними.
— Вижу. И что же это за горы?
— Любопытный ты, мил человек. Одна гора — гора Мусора, а другая— Объедков. На них рак-то и восседает, за дорогой наблюдает. Как поезд видит, сразу свистит.
— А если Дракон? — спросил Борис.
Старик опечалился, погрустнел.
— А этого никто не разберет. Потому, мил человек, рак все равно свистит.
— Эт-то точно, все равно свистит, а все все равно бегут.
Борис вздрогнул и рванулся вверх по тропинке.
— Постой, ты куда? — не отставало серенькое существо. — Я здесь за порядком следить приставлен.
Борис обернулся, распахнул пиджак и выхватил из ножен кинжал. В тумане лезвие казалось больше и страшнее, чем было на самом деле. Увидев, что Борис вооружен, серенький соглядатай ринулся вниз, крича шопотом:
— Спасите! Убивают!
Очутившись подальше от Бориса, он заорал громче, во весь голос, пронзительно и резко:
— На помощь! Караул!
