нет, есть плед и подушка — во встроенном шкафу в прихожей. В ванной аккуратнее, горячий кран отваливается.
— А чего не починишь?
— Не дергай меня, ладно? И ночью во сне не кричи. Открытое общество у нас, как сосед храпит — и то слышно. А мне до утра статью закончить надо.
Я статью закончил к шести, искурил две пачки, и лицо у меня было помятое, когда я в ванную зашел. Бриться не стал, только патлы расчесал. Достал страшные свои джинсы, застиранные до дыр. Рубашку хорошую надел, фирма «Армани», друзья на день рождения подарили. Часы снял дешевые: богатому человеку часы не обязательны, он и так время контролирует. Посмотрел в зеркало, остался доволен. Скромный молодой миллионер, хорошо отдохнувший прошлой ночью, ищет небольшую квартиру для новых увеселений.
— Ах! — сказала Леночка, когда я на кухню вышел.
Спустились. Леночка первой выходить из лифта отказалась, за моим плечом пряталась.
— Что случилось? — спросил майор Чухонцев. Он ждал возле машины и даже был в гражданском платье. Не ожидал я, что угроза насчет Татарникова подействует.
— Знакомься, моя кузина. Давай, Леночка, рассказывай.
Леночка уложилась с рассказом и рыданиями в тот час, что мы ехали до объекта.
— И вот, я буду покупателем, — сказал я. — Каждый может прикинуться состоятельным клиентом.
— Интересно, — сказал Гена Чухонцев.
Он сидел рядом с шофером и старался разглядеть Леночку в зеркале заднего вида.
— Очень страшно мне, товарищ майор! — сказала Леночка, прижимая руки к полной груди.
— Конкуренция? — Гена Чухонцев приступил к работе. — Ну, как вариант. Смотрите, как устроено: одной квартирой зачастую сразу несколько агентств занимаются. А потом процент с продажи на всех делят. Кто покупателя нашел, — тому побольше, это понятно, но и остальным перепадает. Может, один из агентов решил от остальных избавиться, чтобы добычу не делить? Минимум усилий — максимум прибыли. Вот вы сколько денег со сделки получаете?
— Двенадцать процентов агентству, мне три, — Леночка потупилась.
— Три процента от пятнадцати миллионов, — посчитал я, — это четыреста пятьдесят тысяч. Евро. Леночка! Ты у нас миллионер!
— Вы, гражданка, налоги исправно платите? — поинтересовался Чухонцев.
— Исправно! Честное слово, товарищ майор!
— Можно просто Геннадий. Завидую вашему супругу.
— Не замужем я, Гена! И вообще… Знаете, я ведь всего одну квартиру продала. Да и ту — год назад. Однушку на «Павелецкой».
— Все впереди, значит, — милостиво сказал майор Чухонцев.
— Спасибо, Геннадий.
— Приехали, — сказал шофер.
Вышел я из машины — и оробел.
Я много всего видел в жизни — по долгу службы. Я был в Арабских Эмиратах в гостях у шейха Хозрета, который оружием пол-Афгана завалил. Я был в гостях у бандита Китайчика в Италии, — там через угодья час на вертолете лететь надо (царствие небесное хозяину, кому ж теперь недвижимость досталась?). Я был в Лондоне, видел особняки новых русских, выстроенные вдоль Сент-Джеймс Вуд. Но такого я никогда не видел. Даром что хожу почти мимо каждый день — вот, прямо там, через соседнюю улицу пробегаю, оттуда можно крышу разглядеть. Крышу — да и только. Кто бы мог подумать, что этот дом так выглядит.
Те, итальянские, арабские и британские поместья, — они оставались там, в иных мирах, когда я домой прилетал. А этот дом — он тут стоял. Только не знал об этом никто. Никто, потому что рядом с ним ни одного старого жилого дома не осталось, всё давно снесли. Ни одна бабушка с кефиром в авоське не брела мимо этого золотистого дома; ни один московский алкаш не облегчался на его украшенный барельефами угол; ни одна бродячая кошка не охотилась в тени его медных колонн. Да и что бы тут делать кошке: возле этого дома ни одна мышь проскочить бы не могла. Стоял этот монолит о двенадцати этажах, вооруженно охраняемый, с потолками в три метра, с подземным паркингом на пять уровней, — стоял дом и тупо смотрел на мир черными окнами, и ни одно из них не светилось, ни за одним из окон не было признаков жизни.
— Это что, дом или гроб? — спросил я. — Почему никого в доме нет?
— Люди ведь покупали такие квартиры не для того, чтобы в них жить. Живут они в других местах. За границей. Или в усадьбе загородной, — сказала Леночка. — Эти квартиры заводили как investment, понимаете?
— Как инвестмент, — сказал Гена Чухонцев. — Понятно.
— Ты, Гена, нас лучше тут подожди.
— Нет уж, я с вами, — сказал Гена. Сдается мне, стало майору бесприютно под взглядами вооруженной охраны. — Толик, ты тут где-нибудь припаркуйся, — громко сказал он.
Шофер сплюнул в окно казенного имущества.
— Мы в двенадцатую, — Леночка охраннику заискивающе улыбнулась. — В пентхауз мы идем.
Мы неслись наверх в стеклянном лифте, и Леночка объясняла.
— На этаже по одной квартире. Последний этаж самый дорогой, это называется пентхауз.
— Пентхауз, — повторил Чухонцев злобно.
— Ну да, с зимним садом, панорамным остеклением. Последний этаж традиционно самый престижный, незначительно отличается от других квартир в ценовом аспекте, в то время как все преимущества видовой квартиры… — снова начала бубнить Леночка. Я ущипнул ее за попу — и она с визгом выскочила из лифта.
Возле лифта нас поджидала тетка в зеленом брючном костюме.
— Вы Лена? — спросила тетка.
— Нет. Я Леночка, — пискнула Леночка. — А вы Елена?
— Да, я Елена, — отвечала тетка. — А где Лена?
— Алёна вас не предупредила, что Лены сегодня не будет?
— Алёна сегодня не выходит на связь. Я жду Лену, — сказала тетка.
— Алёна — это начальница моя, — сказала Леночка. — А Лена — это… это Ленка Сабурова.
— Я не понял, — сказал Чухонцев. — А вот это — тоже Елена?
Я даже не спрашивал, сколько у них Елен. Это такое профессиональное имя: идешь в риэлторы, берешь имя Елена.
— Барышни, квартиру смотреть будем?
— Вы покупатель? А это кто? — спросила Елена, указывая на Чухонцева.
— Охранник мой, — сказал я. Майор Чухонцев подавился слюной. — А вы кто? — хамить ей было приятно. — Домработница?
— Нет, нет, это тоже агент, Елена, представитель хозяина, — затараторила Леночка.
— Понятно. Где хозяин?
Елена повела зеленым плечом.
— Дома у себя. В Таиланде. Вы хотите, чтобы он ради вас сюда летел?
— Я же прилетел, — сказал я, делая ударение на «я». — И кто у нас хозяин?
— Какая вам разница! — сказала зеленая Елена. Она возилась с замками; их было много натыкано в трехметровую дверь из красного дерева и серебристой стали. — Проходите, смотрите.
— Осмотри тут все, Гена, — сказал я.
Майор Чухонцев набычился и ринулся вперед. Он шел пружинящей походкой по дубовым наборным паркетам, и не догадывались риэлторы, что такой именно походкой шел он на допросы, выбивать показания упертых уголовников. Он распахивал двери из карельской березы рывком, — как, бывало, рвал на себя заплеванные двери коммуналок в Коптеве. Он чеканил шаг по мраморным полукружьям возле строгих английских каминов, — как не единожды вдавливал свой грязный башмак в убогие цементные полы панельных подъездов, забрызганные кровью. Он отдергивал парчовые шторы с безразмерных французских
