четырех боксах, в том числе и «на последней руке», и за те пару минут, что Игнат задержался у стола, умудрился поставить и спустить месячную зарплату охранника агентства.
Мели выложил новую пачку стодолларовых банкнот, попросил обменять их на фишки, поднял голову, улыбнулся Игнату и глубокомысленно изрек:
— Мы играем — мы выигрываем. Мы играем — мы проигрываем. Мы — играем.
— Очень метко замечено.
Борисыч смотрел на них. Этот новенький элегантный охранник, который говорил тихо, но как раз то, что надо, ему явно нравился. Борисыч вообще уважал людей, которые о важных вещах могут говорить тихо. А этот новенький парень наверняка был из таких. Борисыч поднялся со своего места, подошел к Игнату и взял его за локоть.
— Там в столовой накрыт стол для персонала, пойди перекуси. У меня очень хорошая кухня. А плов — по моему рецепту. Иногда я его готовлю сам. Люблю я это дело, — и он вдруг улыбнулся хорошей, открытой, но чуть смущенной улыбкой, — знаешь, хобби… Но люблю! Ко мне приезжают не только поиграть, — добавил он не без гордости, — правда. Поди попробуй.
Игнат собирался поблагодарить Борисыча, но раздался громкий радостный голос Мели:
— Ваув, вау-в, вау-у-у-в!!! — Эдакий американизм с кавказским акцентом. Или наоборот.
Ставка Мели сыграла, сейчас он получил тысячу долларов. Борисыч с Игнатом переглянулись и заговорщицки рассмеялись, и в это мгновение на какое-то, пусть даже короткое, время они стали друзьями.
Мели получил тысячедолларовую фишку, она была значительно тяжелее и крупнее обычных фишек, ее украшала голограмма, но главное, она была квадратной.
С довольно острыми углами.
— Мели, дела пошли в гору? — добродушно произнес Борисыч.
— Мы — играем, — царственно ответил Мели. А потом рассмеялся и, указав на Игната, добавил:
— Вот молодой человек знает. Пусть постоит здесь, он приносит удачу.
— Если он будет стоять здесь, Мели, то кто принесет удачу мне?
— Когда-то, до перестройки, я преподавал экономику, — сказал Мели. Он был лысый, с чуть выпуклыми глазами и походил на пожилого Пикассо, который притворялся Ганди. — Такое называется «конфликт целей». Действительно, кто же тогда будет приносить удачу тебе? Ты прав, Борисыч!
Вот тогда за дверьми и послышался этот шум. Передергивание затворов, возгласы…
— Что там такое творится? — начал было Борисыч, но не договорил.
Двери в VIP-зал открылись. Нет, даже не открылись, они распахнулись, словно по ним ударили ногой. Потом прозвучала отрывистая фраза:
— Плановая проверка. Всем встать! Лицом к стене! Ноги расставить!
Руки — на стену!
Охранники были уже разоружены. Угрожающе защелкали затворы. Помещение моментально заполнилось людьми в масках, камуфляже и бронежилетах. Нашивки «ОМОН», надписи на бронежилетах уведомляли: «Милиция».
— В чем дело? — произнес Борисыч.
— К стене! — бросил омоновец в маске, затем почему-то повернулся, выбил ногой табурет из-под Мели и направил на него укороченный милицейский автомат. — Тебе что, непонятно?! Вскочил к стене!
Грузный Мели, чтобы не упасть, ухватился руками за край стола, чашка с недопитым кофе полетела на пол. Разбилась. Игнат смотрел на опрокинутый табурет и на то, что осталось от чашки. Омоновец толкнул Мели в спину.
— К стене!
— Это что такое? — произнес Борисыч. Он был искренне удивлен, причем настолько, что удивление вытеснило возникшее было негодование. — Я директор казино, здесь солидные люди… Я вас…
— К стене! — Дуло автомата переместилось. Остановилось на Борисыче — тускло отливающая сталь, черная, холодная бездна.
— Они делают свою работу, — негромко произнес Игнат. — Успокойтесь.
Поворачиваемся.
Он не спеша повернулся, наклонился к стене, опершись широко расставленными руками, — сама законопослушность. Чуть повернув голову, подбадривающе кивнул Борисычу, как бы приглашая его поступить таким же образом.
Табельное оружие — тяжелый, в принципе бесполезный «Макаров» — имелось только у старшего. В этом зале им был Афоня. Возражать что-либо вооруженным автоматами омоновцам, даже при наличии «Макарова», было бы не просто безрассудством и не просто идиотизмом; в каком-то смысле это являлось недостойным поведением, и профессионалу такое вряд ли пришло бы в голову.
— Ноги шире!
Игнат почувствовал несильный удар по внутренней стороне ботинка. Удар оказался точным, прямо по косточке.
'Вот собака! — с каким-то странным весельем подумал Игнат. — Тренируется. А вот насчет ног — это ты напрасно, шире не надо. В этом я могу тебя уверить, приятель. — И с какой-то внезапной жестокостью мысленно добавил:
— Молокосос!' Это слово, как и сопроводившая его короткая внезапная эмоция, еще больше развеселило Игната. Он улыбнулся, но лишь краешками губ. В этой улыбке совсем не было прежнего тепла. «Вот в чем дело — наши охотничьи инстинкты возвращаются после полугодовой спячки? Молокосос в бронежилете ударил нас по ножке, и мы уже готовы к маленькой войне?!»
Нет, все не так просто, подумал Игнат. И охотничьи инстинкты здесь ни при чем. Как и полугодовая спячка. В работе даже самой отлаженной машины может произойти сбой. И в жизни любого человека может случиться то же самое. Он немало пережил за последнее время, и теперь хватит юродствовать и хватит себя жалеть. Дело не в охотничьих инстинктах и не в обиде на молокососа в бронежилете. Он здесь для того, чтобы выполнять свою работу, и его чутье профессионала подсказывает ему, что с этим визитом ОМОНа что-то не так. Это не совсем плановая проверка, ребята ведут себя вызывающе, явно рассчитывая на провокацию. Держать ситуацию под контролем будет непросто. Поэтому, уж коли подрядился, будь любезен, выполняй свою работу. Взялся за гуж…
Все эти размышления заняли не больше секунды — внутреннее время вообще умеет течь быстрее, — и улыбка все еще играла на губах Игната.
— Тебе что, очень весело?! — услышал он голос омоновца.
Игнат чуть повернул голову. Молокосос был в маске, видны лишь глаза.
Черт, а ведь они и вправду пришли сюда потренироваться. В глаза смотреть нельзя — признак агрессии, даже если смотришь с улыбкой. Особенно если с улыбкой. И Игнат проговорил:
— Ты просто сбил мне мозоль. — И тут же мягко добавил:
— Извини, но это так.
— Еще раз повернешь башку, я тебе мозоль на лоб натяну.
Игнат молча повернулся к стене. Тут же из большого зала послышался шум и звон разбиваемого стекла.
— Что там? — спросил омоновец, которого Игнат окрестил Молокососом.
— Охрана, — ответили ему. — Попытка оказать сопротивление.
— Да у меня тут тоже смешливый попался.
Бойцы ОМОНа были аккуратными, в чистеньком, отутюженном камуфляже, в начищенных до блеска ботинках. Они следили за своим внешним видом. Боковым зрением в зеркальной стене Игнат видел отражение всего зала. Сотрудники казино и гости, все, кроме женщин, поставлены лицом к стене. Помимо Молокососа, в зале находились еще два омоновца.
— Ментовский беспредел, — проворчал Мели. Видно, посетители этого зала не привыкли к подобному обращению. — Чем лучше тридцать седьмого года?
— Что ты сказал?! — Омоновец сделал шаг к Мели. — Ты, борзота, что ты сказал?
Мели повернулся:
— Что это наглый произвол. Я с вами еще разберусь, обещаю.
