никогда мальчика не подводило. Он помнил запах их дома, запах надежной чистоты и теплого уюта, запах радости, закончившейся три года назад. Он помнил запахи других домов, когда бывал в гостях, иногда они были похожи на запах его дома, он определял это сразу, лишь переступив порог, и никогда не ошибался, потому что в таких домах всегда жили друзья. Иногда запахи были чужими, по-другому пахла готовящаяся еда, по-другому пахли комнаты и жившие в них вещи, и здесь мальчик не ошибался с хозяевами. Он не знал, понимают ли в запахах что-нибудь его родители, но, судя по тому, что они почти никогда не задерживались в «чужих» домах, мальчик считал, вполне возможно — понимают. Пока он не убедился, что это не так. Потому что очень, очень чужой запах вторгся в их жизнь, сладковато-удушливый запах, почему-то ассоциирующийся у мальчика с красным, точнее, багряным цветом заката, полыхающего летними вечерами в окнах их дома. А они не распознали его. Они не распознали этот запах а потом появилось Чудовище. И оно отняло папу. И оно начало приближаться, все более отнимая мамину любовь, мамино тепло и оставляя мальчика одного. Одного в этом громадном холодном Мире, где жило Чудовище.
А сегодня ему исполнилось девять лет и ровно три года с того дня, как не стало папы. И он ненавидел этот день. Потому что мама пыталась все забыть, а однажды он невольно подслушал разговор — ты должна начать жить заново, ты должна жить для сына, ты сможешь, у тебя все получится, потому что нельзя жить лишь прошлым… Но не получалось. И именно в такие дни, дни его рождения, это открывалось с безжалостной очевидностью. А потом расходились гости, но всегда оставалась какая-нибудь из маминых подруг, потому что мама сидела одна на кухне в этой страшной позе, слегка покачиваясь из стороны в сторону, и смотрела в пустоту высохшими бесцветными глазами. С того рокового дня мама часто смотрела в пустоту, но сначала глаза ее были красными от слез. Потом слезы высохли. И тогда мальчик понял, что Чудовище забирает маму.
(Клубок ниток. Надо его смотать. Не давать больше нити разматываться. И тогда можно будет найти путь назад. Только так можно будет отыскать дорогу из… Лабиринта, где он потерялся три года назад.)
… Это был лучший в Москве магазин игрушек. Он и сейчас стоит там, в самом центре тысячелетней столицы, и из его огромных, в несколько этажей, окон видны золотые луковки кремлевских церквей и шпилевидные шатры красных башен. Он совсем не страшен и не опасен этот магазин, там, по другую сторону сна, наяву, он даже очень притягателен. И мальчик любил побродить по этому огромному восхитительному миру для детей. Но так было наяву. Во сне, в кошмарном и бесконечно повторяющемся сне, этот магазин стал для него самым страшным местом на земле, и массивные, тяжеловесные двери магазина (во сне они почему-то приводились в движение множеством скрипящих металлических цепей) стали входом в Лабиринт, куда их семья вошла три года назад. Нет, папа, не надо входить в эти двери, ты не слышишь скрипа и звона цепей, ты не понимаешь, что под кожей этого обманщика-магазина притаился хищный и голодный Лабиринт, где живет Чудовище, но… Три года назад ты, малыш, тоже ничего об этом не знал. Да что говорить, давай будем откровенны, три года назад именно из-за тебя, твоего дня рождения, мы оказались здесь и подарки покупали именно тебе. И сначала папа купил тебе роскошную книгу с красочными иллюстрациями из серии «Мифы и легенды». Он выбрал книгу под номером 6. «Ведь нам сегодня исполняется шесть, — улыбался папа. — И книга тебе очень понравилась». Она была про Лабиринт, с темными каменными стенами, множеством тупиковых ходов и комнат-ловушек, про жившего в Лабиринте Минотавра и нить Ариадны. И папа сказал, что Лабиринт был когда-то великолепным светлым дворцом, а в нем жил поэт. Времена сменились, и поэт превратился в Чудовище. На что мама возразила, мол, хватит ребенку пудрить мозги, и давайте быстрее, потому что если уж вы решили справлять день рождения на даче и уже приглашены гости (взрослые едут на баню, а дети — на мороженое с десертом), то стоит поторопиться.
— Наша мама ничего в этом не понимает, — подмигнул папа тебе, — а вот я знаю в этом толк. Когда-то твой папа был специалистом по истории Древнего мира и, кстати, был тогда самым счастливым человеком на свете.
— Конечно, — говорит мама и убирает мальчику волосы со лба, — в год, когда ты родился, наш папа занимался историей. И очень много курил. Но не всегда. Бывали дни, когда ему даже сигареты не на что было купить.
(И мальчик не понимает: что это, все еще воспоминание об этом страшном дне или он незаметно провалился в сон, и сейчас начнется самое ужасное?)
— Я не сказал, что был богатым, я сказал, что был счастливым, — говорит папа и снова моргает, но голос его звучит как-то странно, как будто из-за стены. — А ты знаешь, что в Лабиринт нельзя входить без катушки ниток? Надо разматывать нить, чтобы не потерять дорогу назад. Ну ладно, в Лабиринте нам может еще пригодиться ружье. — И папа берет с полки отличную воздушную двустволку, стреляющую разноцветными шариками. — Ты должен быть вооружен, когда появится Чудовище…
А ты смотришь на книгу и на такое отличное ружье и понимаешь, что папа прав. Папа просто шутит, но, сам того не зная, он прав. Потому что две эти вещи дополняют друг друга. Каким-то странным, непостижимым и тревожным образом они связаны.
Но вы уже идете к главному призу. Тебе обещали. Самый роскошный подарок, о котором может мечтать любой мальчик, — это даже не великолепный горный велосипед с шестнадцатью скоростями, это настоящий электрический мотоцикл, копия легендарного «харлея-дэвидсона». И мама говорит, что, может, следует подождать до завтра, ведь не тащить же такую громоздкую вещь на дачу, придется возвращаться, их уже и так ждут, но ты смотришь на папу и готов расплакаться, и, конечно, — НИЧЕГО СТРАШНОГО, ЗАЕДЕМ ДОМОЙ, — папа выполнит обещание, и ты получишь свой мотоцикл.
НИЧЕГО СТРАШНОГО?
ТЫ И СЕЙЧАС ПРОДОЛЖАЕШЬ ДУМАТЬ ТАК?
СЕЙЧАС, КОГДА ТЫ ПРЕКРАСНО ЗНАЕШЬ, КУДА ЗАВЕЛ СВОИХ РОДИТЕЛЕЙ?
И тогда мальчик понимает, что это уже не просто воспоминание, что он, чувствуя, как горячие слезы солеными струйками разбегаются по его щекам, провалился в сон. Потому что сквозь нарядные стены магазина, сквозь полки, уставленные разноцветными коробками с игрушками, начинало пробиваться что-то совсем чужое, тяжелое и мрачное; растворялся радостный детский магазин, не было его больше. ЧТО-ТО, на самом деле находящееся здесь, сбрасывало ставшие ненужными такие яркие, разноцветные и нелепые одежды.
А потом начинался кошмарный сон про Лабиринт и приближающееся Чудовище, сон, из которого не было сил вырваться, сон, заканчивающийся всегда оглушительным выстрелом и криком мальчика. И мама успокаивала его, хотя была испугана больше самого мальчика, и белесые сумерки начинающегося рассвета, вваливающегося в окно, еще не могли справиться с ночным кошмаром. Чудовище уходило, растворяясь в грозных тенях, пляшущих по стенам, оно нехотя уплывало в темные углы его комнаты, унося с собой сладковато-удушливый запах, — пока мальчику везло, и Чудовище пока еще уходит. Но оно приближается, с каждым сном его смертоносный запах все более овладевает мальчиком, и когда-нибудь оно уйдет отсюда вместе с ним. Потому что к тому времени не останется никого, кто бы смог его защитить.
Кошмары… Просто ночные кошмары. Но множество врачей, традиционная и нетрадиционная терапия, иглоукалывание и тибетские травы ничего не могли сделать. И сегодня утром за мальчиком и мамой заедет машина и отвезет их в аэропорт. Они летят в какой-то большой заграничный город, город фиесты и корриды, тебе очень понравится, малыш. А еще в этом чудном городе живет какой-то известный врач, и на самом деле они летят именно к нему, потому что этот врач является последней надеждой…
Только сегодня привычный ночной кошмар длится дольше обычного, и сегодня мальчик видел еще что- то… И никакой известный доктор ему не поможет. Ему не поможет никто, кроме… быть может, его самого. Нить. Клубок белой нити, видимой в темноте и знающей выход из Лабиринта…
Мальчик видел ЧТО-ТО. Поэтому он не очень удивился, когда в аэропорту, проходя с мамой таможенный, а затем паспортный контроль, почувствовал возвращение знакомого тревожного запаха. А затем в магазинчике мама купила ему смешного плюшевого мишку, но мальчик словно завороженный смотрел сквозь стеклянную стену в одну точку.
— Куда ты смотришь, малыш? Какой он славный. — Мама потрепала плюшевого мишку. — Пойдем, пора.
Мальчик подал ей руку и, прижимая к себе нового плюшевого приятеля, зашагал к посадочному коридору. Он действительно славный, этот мишка, и ему не очень хочется лететь сейчас с ними. Мальчик вдруг резко обернулся и снова бросил недоверчивый взгляд сквозь стеклянную стену. К терминалу
